Бунаков И. [Фондаминский И.И.] Пути России. Статья первая // Современные записки. 1920. Кн. II. С. 141177.

Стр. 141

ПУТИ РОССИИ

Статья первая

Россия страна особенная.

У России свой особый путь развития.

России предстоит великое будущее она скажет Миру свое новое слово.

Вот положения, выражающие душу общественного и духовного движения России за последние сто лет. Можно составить томы выдержек, устанавливающих эти положения. Но и беглое перелистывание авторов производит неотразимое впечатление.

Сто лет через историю русского самосознания проходит «великий раскол»: между приверженцами Запада и сторонниками своего пути. Большой русский историк спускает его глубже в века, в среду людей, переживших Смуту. Но удивительное дело: если пристально вглядеться в этот «великий раскол», видишь, что он коснулся только поверхности сознания. До глубины сознания он не дошел, «души» не тронул. Там, в «душе»,вера в русский народ, в его особые пути, в его великое будущее звучит неумолчно.

Сторонников двух направлений в XVII веке когда было положено начало расколу русского общества Ключевский называет эллинистами и латинистами. В XVIII веке они назывались люборуссами и вольтерьянцами. В XIX веке славянофилами и западниками, народниками и марксистами. Одни утверждали свое; верили, что «лесная и степная Россия неопрятная деревенская люлька, в которой беспокойно возится и беспомощ-

Стр. 142

но кричит мировое будущее»; поклонялись своему народу как носителю вселенской правды. Другие тянулись к Западу; утверждали превосходство западноевропейской цивилизации; видели в ней единую общечеловеческую культуру; всеми силами стремились приобщить к ней Россию. И вместе с тем, «с какой святой непоследовательностью они любили Россию и как безумно надеялись на ее будущее» *). В самой отсталости России видели залог ее грядущего величия. «История, как бабушка, страшно любит младших внучат». «Мы призваны обновить жизнь цивилизованного мира, внести в нее высшие элементы, которые сама она выработать не в силах. Всмотритесь хорошенько в самого заклятого западника, он с этой стороны часто оказывается славянофилом» **).

У истоков «великого раскола» XII века стоит Чаадаев быть может, самый крупный мыслитель России. Он был сторонником Запада и как западник вошел в историю. Для Чаадаева путь Запада путь единый. Россия «лист белой бумаги». Прошлое России бесплодно и пустынно; настоящее ничтожно. «Мы не принадлежим ни к одному из великих семейств человеческого рода; мы не принадлежим ни к Западу, ни к Востоку, и у нас нет традиций ни того, ни другого. Стоя как бы вне времени, мы не были затронуты всемирным воспитанием человеческого рода». Прошлое наше безрадостно. «Сначала дикое варварство, потом грубое невежество, затем свирепое и унизительное чужеземное владычество, дух которого позднее унаследовала наша национальная власть такова печальная история нашей юности». «Мы живем одним настоящим в самых тесных его пределах, без прошедшего и будущего, среди мертвого застоя». «Века протекли без пользы для нас. Глядя на нас, можно было бы сказать, что общий закон человечества отменен по отношению к нам. Одинокие в миpе, мы ничего не дали миру, ничему не научили его; мы не внесли ни одной идеи в массу идей человеческих, ничем не содействовали прогрессу человеческого разума, и все, что нам досталось от этого прогресса, мы

–––––––––––

*) Герцен: «Колокол», 1859 г. № 54.

**) Н.Чернышевский, т. VIII, Стр. 171.

Стр. 143

исказили». «В нашей крови есть нечто враждебное всякому истинному прогрессу. И, в общем, мы жили и продолжаем жить лишь для того, чтобы послужить каким-то важным уроком для отдаленных поколений, которые сумеют его понять; ныне же мы, во всяком случае, составляем пробел в нравственном порядке». Выход в приобщении к западноевропейской цивилизации. Ибо цивилизaция едина, как едино христианство, как едина истина. Горе России в том, что она жилa oбocoблeннo, внe блaгoдaтного единства, в стороне от общего движения человечества. «Если мы хотим занять положение, подобное положению других цивилизованных народов... мы должны от начала повторить на себе все воспитание человеческого рода». «Стоя лицом к лицу со старой европейской цивилизацией, которая является последним выражением всех прежних цивилизаций... Россия не может иметь другого дела, как стараться усвоить себе эту цивилизацию всеми возможными средствами».

Так начал Чаадаев свой путь мыслителя. А вот как он кончил.

Мы были заброшены «на крайнюю грань всех цивилизаций мира, далеко от стран, где естественно должно было накопляться просвещениe; ... мы увидели свет на почве, не вспаханной и не оплодотворенной предшествующими поколениями, где ничто не говорило нам о протекших веках, где не было никаких задатков нового мира». Мы молодой народ, и психика наша не обременена прошлым. Но в этом наше счастье. Счастлив народ, родившийся поздно; ибо он наследует все культурные сокровища, накопленные миром. Россия должна приобщиться к западной культуре, взять все ее богатства. Но путь Запада — не ее путь. Ее путь иной. «Теперь уже совершенно ясно, что мы слишком мало походим на остальной мир, чтобы с успехом подвигаться по одной с ним дороге». «Большая часть мира подавлена своими традициями и воспоминаниями; большая часть народов носит в своем сердце глубокое чувство завершенной жизни, господствующее над жизнью текущей, упорное воспоминание о протекших днях, наполняющее каждый нынешний день. Оставим их бороться с их неумолимым прошлым. Мы никог-

Стр. 144

да не жили под роковым давлением логики времен; никогда мы не были ввергаемы всемогущей силой в те пропасти, какие века вырывают перед народами... У нас нет... готовых мнений, установившихся предрассудков; мы девственным умом встречаем каждую новую идею... Воспользуемся же огромным преимуществом, в силу которого мы должны повиноваться только голосу просвещенного разума, сознательной воли. Познаем, что для нас не существует непреложной необходимости; что в нашей власти измерять каждый шаг, который мы делаем, обдумывать каждую идею, задевающую наше сознание; что нам позволено надеяться на благоденствие еще более широкое, чем то, о котором мечтают самые пылкие служители человечества». «Мы призваны решить большую часть проблем социального порядка, завершить большую часть идей, возникших в старых обществах, ответить на важнейшиe вопросы, какие занимают человечество... Мы, так сказать, самой природой вещей предназначены быть настоящим совестным судом по многим тяжбам, которые ведутся перед великими трибуналами человеческого духа и человеческого общества». «Мы пришли после других для того, чтобы делать лучше их». «Свободным порывом наших внутренних сил, энергическим усилием национального сознания должны мы овладеть предназначенной нам судьбой» *).

Таков жизненный путь Чаадаева. Западник и предтеча западничества XIX в., он был вместе с тем и предтечей славянофильства и народничества. Есть что-то пророческое в этом явлении. И в дальнейшей истории русского самосознания Западу будет неизменно противополагаться Россия, и путь Запада, в конечном итоге, преодолеваться путем иным, своим.

Иван Киреевский духовный отец славянофильства. Человек сильного ума и большого духа. Но и его путь был не простой. Как и Чаадаев, он начал с устремления к Западу. Как и для Чаадаева, для него существовала одна цивилизация западноевропейская. Ибо только западноевропейская цивилизация общечеловеческая. Только она продолжала просвещениe древ-

–––––––––––––

*) Сочинения и письма П. Я. Чаадаева. М. 1913. Гершензон. Чаадаев.

Стр. 145

него мира, наследовала все прежнее просвещениe человечества, участвовала в общем ходе мирового развития. «Только с того времени, как История наша позволила нам сближаться с Европою, начало у нас распространяться и просвещение в истинном смысле сего слова, то есть не отдельное развитие нашей особенности, но участие в общей жизни просвещенного мира; ибо отдельное, китайски особенное развитие заметно у нас и прежде введения образованности Европейской; но это развитие не могло иметь успеха общечеловеческого». «У нас искать национального значит искать необразованного; развивать его на счет Европейских нововведений значит изгонять просвещение; ибо, не имея достаточных элементов для внутреннего развития образованности, откуда возьмем мы ее, если не из Европы?» *).

На этом пути утверждения духовного превосходства Запада над Россией Киреевский удержался недолго. Как и у Чаадаева, вера в Запад у него сменилась верой в Россию; пути Запада разошлись с путями России. Но в этом новом направлении он пошел дальше Чаадаева. Вера в Россию, в ее будущее слилась с любовью и утверждением ее прошлого. Отход от Запада превратился в его отрицание. Мир западный и мир восточный стали друг к другу как два мира полярно противоположные.

«Еще не очень давно то время, когда... общее мнение было таково, что различие между просвещением Европы и России существует только в степени, а не в характере, и еще менее в духе или основных началах образованности. У нас (говорили тогда) было прежде только варварство: образованность наша начинается с той минуты, как мы начали подражать Европе, бесконечно опередившей нас в умственном развитии». «С тех пор в просвещении Западно-Европейском и в просвещении Европейско-Русском произошла перемена. Европейское просвещение... достигло той полноты развития, где его особенное значение выразилось с очевидной ясностью». «Но резуль-

––––––––––––

*) Ив. Киреевский. Полное собрание сочинений. т.1. «Девятнадцатый век», Стр. 80-83

Стр. 146

тат этой полноты развития... было почти всеобщее чувство недовольства и обманутой надежды». Ибо «логический разум Европы, достигнув высшей степени своего развития, дошел до сознания своей ограниченности». Ибо «раздвоение и рассудочность... являются последним выражением Западно-Европейской образованности». Объяснение этому надо искать в тех началах, которые были положены в основу западноевропейской цивилизации. Образованность древнего мира была известна Западу в форме односторонней образованности римской, в которой наружная рассудочность брала перевес над внутреннею сущностью вещей. Христианство проникало в умы западных народов через учение одной Римской Церкви, отпавшей от Церкви Вселенской. «Общественный быт Европы... почти везде возник насильственно, из борьбы на смерть двух враждебных племен: из угнетения завоевателей, из противодействия завоеванных». Ныне Европа высказалась вполне, докончила круг своего развития. Для развития человечества нужны высшие начала, которые Европа дать ему не в силах. Эти высшие начала хранятся у нас, в началах просвещения Русского. Просвещение Русское выросло на более благодатной почве, чем просвещениe западное. Россия приняла просвещениe из первых источников, из центра просвещения, который тогда находился в Византии. Приняв учение христианское от Греции, она постоянно находилась в общении с Вселенской церковью. «Христианство в России зажигалось на светильниках всей Церкви Православной». Образованность древнего мира не односторонняя римская, а умственно превосходная греческая переходила к России в просветленном виде, через учение христианское. Русская земля выросла из естественного развития народного быта. «В ней не было ни завоевателей, ни завоеванных». «Особенность России заключается в самой полноте и чистоте того выражения, которое христианское учение получило в ней во всем объеме ее общественного и частного быта». «Цельность и разумность являются последним выражением Русской образованности». Вот почему можно надеяться на будущее процветаниe России. Вот почему нужно желать, чтобы высшие начала просвещения русского, «господствуя над просвещением Европейским и не вытес-

Стр. 147

няя его, но, напротив, обнимая его своею полнотою, дали ему высший смысл и последнее развитиe» *).

Ясен духовный путь Ив. Киреевского. Всю свою жизнь он стремился к высшей общечеловеческой правде. В начале пути он искал ее на Западе. Он нашел ее позже у себя на «Святой Руси».

Жизненный путь остальных славянофилов отличался поразительной цельностью. Они не знали того «перелома»« в отношении к России и Западу, который пережили Чаадаев и И. Киреевский. Еще юношами они выбрали между Россией и Западом и всю свою любовь и энтузиазм отдали России. Жажду высшей, общечеловеческой правды они утоляли верой в Россию, в святость ее жизненных начал, в ее всемирное общечеловеческое назначение.

Хомяков высоко ценил 3апад «страну святых чудес». Но век Запада прошел. Суд уже свершен над образованностью Запада; и весь он окутан мертвенным покровом. Запад гибнет, ибо отжили его духовные начала. Ибо началом Запада была двойственность в жизни народной (завоеванные и завоеватели) и двойственность в понятии духовном (неслиянность идей единства и свободы). Запад не понял истинного учения христианского, в полноте своей представляющего «идеи единства и свободы, неразрывно соединенные в нравственном законе взаимной любви». «Западная Европа развивалась под влиянием Латинства, т. е. христианства, односторонне понятого как закон внешнего единства». «Вся жизнь Запада была проникнута этим началом и развивалась в полной зависимости от него». Запад знал внешнее единство, внешнюю правду; высшего внутреннего единства, внутренней правдыон не знал. Эти светлые, высшие начала хранились в России. Россия не знала пятна завоевания. Россия сохранила мирскую общину, лучшую форму гражданского общежития. Россия приняла «чистое христианство издревле, по благословению Божиему, и сделалась его крепким сосудом, может быть, в силу того общин-

–––––––––––––

*) Ив. Киреевский.. Полное собрание сочинений. т. II. «О характере просвещения Европы».

Стр. 148

ного начала, которым она жила, живет и без которого она жить не может». «Вечную истину первобытного христианства приняла она, в ее полноте, т. е. в тождестве единства и свободы, проявляемом в законе духовной любви». «Спасши эти начала для самой себя, она теперь должна явиться их представительницей для целого мира. Таково ее призвание, ее удел в будущем». «История призывает Россию стать впереди всемирного просвещения; она дает ей на это право за всесторонность и полноту ее начал» *).

Конст. Аксаков еще восторженнее в утверждении России, еще решительнее в отрицании Запада. «Россия земля совершенно самобытная, вовсе не похожая на Европейские государства и страны». «Пути Русский и Западно-Европейский совершенно разные, разные до такой степени, что никогда не могут сойтись между собою, и народы, идущие ими, никогда не согласятся в своих воззрениях». «Все Европейские государства основаны завоеванием. Вражда есть начало их». «Русское государство, напротив, было основано не завоеванием, а добровольным призванием власти. Поэтому не вражда, а мир и согласие есть его начало». «В основании государства Западного: насилие, рабство и вражда. В основании государства Русского: добровольность, свобода и мир». Запад чувствовал в себе недостаток внутренней правды. Потому и принужден он был развить внешнюю законность. Государство, принудительный порядок, внешняя правда стали идеалами Запада. Весь Запад проникнут внутренней ложью в нем нет духа, нет внутренней силы, нет истинной жизни. Россия жила под условиями быта общинного, земского, под условиями правды внутренней. Народ русский народ негосударственный; он не ищет внешнего принудительного устройства. Отношения земли и государства, народа и правительства построены на взаимной доверенности, на союзе любви. «Пути Запада и России стали еще различнее, когда важнейший вопрос для человечества присоединился к ним: вопрос Веры. Благодать сошла на Русь. Православная Вера была принята ею. Запад пошел по дороге католи-

––––––––––––

*) Хомяков. Сочинения. 1900 г., т. 1 и III.

Стр. 149

цизма». «Начало всей жизни Русского народа есть Вера Православная. Не даром Русь зовется Святая Русь». «История Русского народа есть единственная во всем мире история народа христианского не только по исповеданию, но и по жизни своей, по крайней мере, по стремлению своей жизни». Но русское начало есть в то же время начало истинное, общечеловеческое. «Русский народ не есть народ; это человечество». «Русская история имеет значение Всемирной Исповеди. Она может читаться, как жития Святых» *).

Ю. Самарин и Ив. Аксаков последние вдохновенные представители славянофильства. Они мало внесли в славянофильское учение. Их взгляды на судьбы России, на «Россию и Запад» не отличаются от взглядов Киреевского, Хомякова и К. Аксакова. Центральная идея славянофильства национального признания русского народа, общечеловеческого значения его начал была близка им, в особенности Самарину. «Что же такое народность, если не общечеловеческое начало, развитие которого достается в удел одному племени преимущественно перед другими, вследствие особенного сочувствия между этим началом и природными свойствами народа?» «...Мы не противопоставляем народное общечеловеческому. Мы знаем хорошо, что общечеловеческое осуществляется в истории и постигается через народность». «Мы дорожим старою Русью не потому, что она старая или что она наша, а потому, что мы видим в ней выражение тех начал, которые мы считаем человеческими или истинными».

Большое значение для развития русского сознания имеют взгляды Ю. Самарина на земельную общину: «Славянский мир дает живой, в самом бытии его заключающийся ответ на последний вопрос западного мира». «Мы думаем, что западный мир выражает теперь требование органического примирения начала личности с началом объективной и для всех обязательной нормы требование общины. Что это требование совпадает с нашей субстанцией; что в оправдание формулы мы приносим быт, и в этом точка соприкосновения нашей истории с запад-

–––––––––––––––

*) К. Аксаков. Сочинения. 2-е изд. 1889 г., т. 1.

Стр. 150

ной». «Общинное начало составляет основу, грунт всей русской истории прошедшей, настоящей и будущей». *)

Мало-помалу идея общечеловеческого значения русских начал, идея всемирной миссии русского народа исчезает из славянофильского учения. Поздние славянофилы Данилевский, К. Леонтьев, Н. Страхов утверждают Россию как особый культурно-исторический тип, утверждают национальные особенности России, ее особый национальный путь. В развитии их взглядов «общечеловеческое» занимает ничтожное место.

Значение славяиофильского учения в развитии русского самосознания громадно. Трагедия славянофилов заключалась в том, что их религиозные взгляды были чужды значительной части русского образованного общества; что их политические воззрения для русской общественности были неприемлемы. История русского самосознания в ХIХ в. есть история русского освободительного движения. Всякое духовное движение, не совпадающее всецело с движением освободительным, теряет много шансов на успех и признание. Это и случилось со славянофилами. Они только краем принимали участие в освободительном движении и занимали в нем самые умеренные позиции. Порой они вступали с ним в ожесточенную борьбу. Этого никогда не могла простить им русская общественность. Вот почему основные идеи славянофильства об особых путях развития России, об общечеловеческом значении заложенных в ней начал, о новом слове, которое она скажет миру, только косвенными путями проникали в русское сознание. Противники славянофилов с их решительным религиозным отрицанием, с их политическим радикализмом – одерживали блестящие победы над славянофилами в русской общественности. А идеи славянофилов, бесшумно и часто незаметно проникали в самый стан противников, овладевали им изнутри и почти безраздельно господствовали над русским сознанием. Так велика была притягательная сила славянофильских идей; так велико было их внутреннее «сродство» с русским сознанием. Победа, одержанная «Россией» над «Западом» в душе Чаадаева, неизменно повторя-

––––––––––––

*) Ю. Самарин. Сочинения. 1877 г., т. 1.

Стр. 151

лась во всей истории русского самосознания. Духовно славянофильство неизменно побеждало западничество.

И величайшей победой, которую славянофильство одержало над западничеством, была победа, одержанная над самым сильным своим противником из западнического лагеря и над самым большим человеком в русском освободительном движении А. Герценом.

Герцен западник не только по воззрениям, по культуре, но и по натуре своей. Он весь воля, напряжение, борьба. Славянофильство он ненавидел за его косность, квиетизм, любовь к прошлому, примирение с настоящим. Герцен весь устремлен вперед, в будущее. Свободу он любил какой-то буйной, стихийной любовью. Любовь к Западу для него любовь к свободе, революции, «сильной жизни». Запад вершина общечеловеческой цивилизации. «Слава Петру, отрекшемуся от Москвы! Он видел в ней зимующие корни узкой народности, которая будет противодействовать европеизму и стараться отторгнуть Русь от человечества». «Ненависть к Западу есть... ненависть ко всему процессу развития рода человеческого, ибо Запад, как преемник древнего мира, как результат всего движения и всех движений, все прошлое и настоящее человечества... Вместе с ненавистью и пренебрежением к Западу ненависть и пренебрежение к свободе мысли, к праву, ко всем гарантиям, ко всей цивилизации». Чем страшнее пустота окружающей жизни, тем сильнее тяга к Западу. «Бог привел взглянуть на Францию, на Европу. Дома-то черно, страшно». «Я не знал Запада, то есть знал его книжно, теоретически и еще больше я любил его всею ненавистью к николаевскому самовластью и петербургским порядкам». Герцен стоял перед «неразгаданным сфинксом русской жизни». «Так жить невозможно... Где же выход?» Герцен искал его на Западе. «Святая почва Европа, благословенье ей, благословенье».

Но замечательная вещь: в своем восторженном увлечении Западом Герцен порой с удивлением останавливается перед Россией и странное сомнение закрадывается в его душу. «Европа более и более обращает внимание свое на этот немой мир, который называет себя славянами. Mногo, много удивительного

Стр. 152

в этом миpе...» «Белинский не понимает славянский мир; он смотрит на него с отчаянием и неправ, он не умеет чаять жизни будущего века, а это чаяние есть начало возникновения будущего... Странное положение мое, какое-то невольное juste milieu в славянском вопросе: перед ними я человек Запада, перед их врагами человек Востока». Таков Герцен до ухода на Запад. «Перелом» в душе Герцена и «возвращение домой» произошли с такой же почти катастрофической быстротой, как и душевный «перелом» Чаадаева. Сопоставление дат «западнических» и «славянофильских» произведений Герцена и Чаадаева производит жуткое впечатление. «Ехать за границу мечта каждого порядочного человека. Мы стремимся видеть, осязать мир, знакомый нам изучением, которого великолепный и величавый фасад, сложившийся веками, с малолетства поражал нас... Русский вырывается за границу в каком-то опьянении. Сначала все кажется хорошо, и притом как мы ожидали; потом мало-помалу мы начинаем что-то не узнавать, на что-то сердитьсянам недостает пространства, шири, воздуха, нам просто неловко». Душно на Западе. Запад стар. Запад дряхлеет. «С возрастающим беспокойством все задают себе вопрос, достанет ли силы на возрождение старой Европы этому дряхлому Протею, этому разрушающемуся организму». «Трудно переродиться старому Адаму». «Европа слишком богата, чтобы рисковать всем имуществом на одной карте». Китайский маразм охватил Европу. Вся Европа мещанская. Мещане«все». «Мещанство идеал, к которому стремится, подымается Европа со всех точек дна». «Республиканцы и монархисты, деисты и иезуиты, горожане и крестьяне все это консерваторы. Разве придется исключить одних только работников». Работник последняя ставка. «Но и работник может быть побежден». И, что самое страшное, «работник всех стран будущий мещанин». Тогда гибель Европы неизбежна. «Европа идет ко дну оттого, что не может отделаться от своего груза, в нем бездна драгоценностей, набранных в дальнем опасном плавании». «Вопрос о будущности Европы я не считаю окончательно решенным; но добросовестно, с по-

Стр. 153

корностью перед истиной... должен сказать, что ни близкого, ни хорошего выхода не вижу». И еще решительнее: «Да, любезный друг, пора придти к покойному и смиренному сознанию, что мещанство окончательная форма западной цивилизации». «Прощай, отходящий мир, прощай, Европа

Герцен ушел от Европы, ибо потерял веру в нее. Но он не потерял веры в свободу, социализм, идеал. Он верил, что рано или поздно per fas et nefas «новое нaчaлo» победит. «Идея грядущего переворота не привязана ни к какой стране в этом ее великая сила». С мукой и страстью он искал страну, где идеал может воплотиться в жизнь. И в минуту смертной тоски и последнего отчаяния он нашел ее. «Когда последняя надежда исчезла, когда оставалось самоотверженно склонить голову и молча принимать довершающие удары как последствия страшных событий, вместо отчаяния в груди моей возвратилась юная вера тридцатых годов, и я с упованием и любовью обернулся назад... Начавши с крика радости при переезде через границу, я окончил моим духовным возвращением на родину. Вера в Россию спасла меня на краю нравственной гибели... За эту веру в нее, за это исцеление ею благодарю я мою родину».

С тем же восторгом, с тою же страстью, с какими Герцен раньше верил в Европу, поверил он теперь в Россию. С любовью и упованием смотрел он на свой родной Восток, внутренне радуясь тому, что он русский. Он видел в России почву, которой, как русского чернозема, почти нет в Европе. Он верил в «самобытный мир» России, в ее «особый путь», в ее прекрасное будущее. Русский народ юный, мощный, неразгаданный народ. «Мы входим в историю деятельно и полные силы». У нас нет прошлого прошлое наше пусто, бедно и ограниченно но в этом наше преимущество. Не связанные прошлым, мы свободнее, ближе к будущему, чем Запад. «Наше неустройство это великий протест народный, это наша magna charta, наш вексель на будущее». «Русский народ, милостивый государь, жив, здоров и даже не стар, напротив того, очень молод... Прошлое русского народа темно; его настоящее ужасно, но у него есть право на будущее». Но

Стр. 154

настоящий пафос Герцена не здесь. Пафос Герцена в русском крестьянском быте, в сельской общине, в земле. Религия Герцена религия земли. Западный мир «мир безземельный». У русского народа «есть земля под ногами и вера, что она его». В этом счастье русского народа. «Народ русский все вынес, но спас общину, община спасла народ русский». Сельская община, артель работников, мирская сходка, равное право всех на землю вот начала, на которых стоит русская земля. «На этих началах и только на них может развиться будущая Русь». Человек будущего в Россиимужик. Русский мужик может внести что-то новое, свое в тот великий спор, в тот нерешенный социальный вопрос, перед которым остановилась Европа. В темную ночь, наступившую на Западе после событий 1848 года, когда Герцен приходил в отчаяние и не находил нигде ни совета, ни помощи, ни указания, он увидел «какой-то тусклый свет, и этот свет мерцал от лучины, зажженной в избе русского мужика». «Этот дикий, этот пьяный, в бараньем тулупе, в лаптях, ограбленный, безграмотный, этот парий... в самом деле, что может он внести, кроме продымленного запаха черной избы и дегтя? Вот подите тут и ищите справедливости в истории, мужик наш вносит не только запах дегтя, но еще какое-то допотопное понятие о праве кажого работника на даровую землю». «Какое счастье для России, что сельская община не погибла, что личная собственность не раздробила собственности общинной, какое это счастье для русского народа, что он остался вне всех политических движений, вне европейской цивилизации, которая, без сомнения, подкопала бы общину и которая ныне сама дошла до самоотрицания». Русский народ «бытом своим ближе всех европейских народов подходит к новому социальному устройству». «Европа показала удивительную неспособность к социальному перевороту. Мы думаем, что Россия не так неспособна. На этом основана наша вера в ее будущность». «Я верю в способность русского народа, я вижу по всходам, какой может быть урожай, я вижу в бедных, подавленных проявлениях его жизни не сознанное им средство к тому общественному идеалу, до которого сознательно достигла европейская

Стр. 155

мысль». «Я чую сердцем и умом, что история толкается именно в наши ворота». «На этом глубоком сознании нашей свободы и соответствии наших стремлений с бытом народным незыблемо основана наша вера, наша надежда. И вот почему средь скорби и негодования мы далеки от отчаяния и протягиваем вам, друзья, нашу руку на общий труд и зовем нашим звоном к делу и борьбе». «Перед нами светло и дорога пряма».

Такова та удивительная победа, которую славянофильство одержало над вождем западничества Герценом. Герцен мужественно и открыто признавал эту победу. «Когда я спорил в Москве с славянофилами (между 1842—1846 годами), мои воззрения в основах были те же. Но тогда я не знал Запада. Видя, как Франция смело ставит социальный вопрос, я предполагал, что она хоть отчасти разрешит его, и оттого был тогда, как тогда называли, западником. Париж в один год отрезвил меня за то этот год был 1848. Во имя тех же начал, во имя которых я спорил с славянофилами за Запад, я стал спорить с ним самим... По странной иронии мне пришлось на развалинах Французской республики проповедовать на Западе часть того, что в сороковых годах проповедовали в Москве Хомяков, Киреевские... и на что я возражал». «Киреевские, Хомяков и Аксаков сделали свое дело они остановили увлеченное общественное мнение и заставили призадуматься всех серьезных людей. С них начинается перелом русской мысли». «Мы вспомнили... что под внешними западными формами русского государства сохранился какой-то иной народный быт, основанный на ином понятии об отношении человека к земле и к ближнему. Труды славянофилов приготовили материал для понимания им принадлежит честь и слава почина». «Мы смотрели на них с негодованием и были правы, мы искали свободы совести, они, исполненные раскольнической нетерпимости, проповедовали православное рабство. Мы не понимали, что у них, как у староверов, под археологическими обрядами бился живой зародыш, что они, по-видимому защищая один вздор, в сущности, отстаивали в уродливо церковной форме веру в народную жизнь!.. Вопрос об общинном владении по счастью вывел их из церкви и из летописи на

Стр. 156

пашню... Вот почему мы, не хвастающиеся достоинством Симеона Столпника, стоявшего бесполезно и упорно шесть, десять лет на одном и том же месте, оставаясь совершенно верными нравственным убеждениям нашим... живые, т. е. изменяющиеся течением времени, стали гораздо ближе к московским славянам, чем к западным старообрядцам и к русским немцам, во всех родах различных»*). «Западный старообрядец» И. Тургенев был недалек от истины, когда называл Герцена «непоследовательным славянофилом».

«Возвращение на родину» Герцена «возвращение на родину» всего западнического направления. Очарование Западом исчезло. Подлинное западничество западничество 40-х годов духовно умерло. «Грановский и Белинский стоят на рубеже; далее в их направлении нельзя было идти. Последние благородные представители западной идеи, они не оставили ни учеников, ни школы» **). Старые западники один за другим «возвращаются на родину». Вместе с Герценом «вернулся на родину» Огарев. Позже, без больших душевных переживаний и как-то незаметно, слил свои западнические взгляды с народническо-славянофильскими другой видный западник — Кавелин. Даже Бакунин, с головой ушедший в западное революционное движение, принужден был признать «русские начала». Из старых западников только два остались верными «западной идее» Ив. Тургенев и Б. Чичерин. Но значительной роли в развитии русского самосознания они не играли. Вплоть до 90-х годов прошлого столетия западническое направление было духовно мертво. Оно не выдвинуло ни одного крупного вождя, не родило ни одной живой идеи. И, вместе с западническим направлением, бедное и бескрасочное существование вело его духовное детище русский либерализм.

––––––––––

*) А. Герцен. Сочинения 1879 г., т. IV, V, VII, VIII, X, 1905, издание Павленкова, т. I, VI. Колокол. Избр. статьи Герцена (1857-1869 г.). Женева 1887. К развитию революционных идей в России. Москва 1926 г.

**) Герцен. Колокол 1859 г. № 54.

Стр. 157

Развитие русского самосознания пошло по иному пути. В пятидесятые годы на страницах «Колокола» и «Современника» формировалось новое течение, получившее впоследствии название народничества. Народничество еще живет среди нас. Вокруг него кипят политические страсти. Но, если отвлечься от современности и взглянуть на народничество как на историческое явление, нельзя не увидеть громадной мощи этого течения и удивительной широты его размаха. В течение ряда десятилетий, вплоть до 90-х годов XIX века, народничество не только почти безраздельно господствовало над русским самосознанием; оно распространяло свое влияние и на литературу, искусство, науку и создало общественное движение такой духовной высоты и моральной напряженности, что историки ищут аналогии этому движению во временах первых христиан.

Народничество родилось в кругах, примыкавших к западническому направлению. Родоначальниками народничества считаются «западники» Герцен и Огарев, Чернышевский и Добролюбов. Но это западничество, внутренне побежденное славянофильством; западничество, духовно капитулировавшее перед «Россией». Народничество западничество, «вернувшееся на родину». Исходная точка народнической идеологии Запад. Запад единая общечеловеческая цивилизация. Но у Запада было кровавое многовековое прошлое; у Запада трудное настоящее; у Запада увлекающее будущее. Какой Запад нужен России? «Куда мы идем? По стопам западной цивилизации? Но у Клеопатры было много любовников». России не надо повторять весь многострадальный путь восхождения Западной Европы. России нужны только достижения Запада, только вершины его цивилизации. Прошлое Запада прошлое насилия и угнетения трудового народа ненавистно народничеству. Настоящее Европы мещанской, буржуазной, капиталистической еще более ненавистно, чем настоящее России. Народничество готово было на величайшие жертвы, на полное самоотречение, чтобы спасти Россию от «мещанского», «буржуазного» пути Запада. России нужно только будущее Запада, его светлые идеалы социализма, его грядущее царство братства и любви. Народничество живет горячей верой в то, что Россия войдет в это светлое цар-

Стр. 158

ство будущего, минуя крестный путь Запада, войдет своими особыми путями. Войдет, быть может, даже скорее Западной Европы. Ибо у русского народа есть великое преимущество перед народами Европы. Русский народ народ запоздалый; он позже других народов вступил на поприще исторической жизни. Перед ним великий опыт других народов он может им воспользоваться и свободно и разумно направить свой путь. У русского народа есть еще одно несравненное преимущество перед народами Запада. Тот идеал, который в крестных муках выковала Западная Европа, то, что является «последним словом» Западней мысли, издавна присуще русскому народу. Счастье русского народа в том, что он сохранил и развил в своем быту, в своей жизни великие начала, зачатки которых у европейских народов были раздавлены тяжелой поступью западной цивилизации. Община и артель основные «устои» русской жизни. Из них непосредственно, минуя промежуточные стадии европейской цивилизации, могут выработаться формы будущей жизни, к которым стремится и Западная Европа. Народ русский вырос на этих «устоях», воспитал в себе «общинный», «артельный» дух солидарности, духовно близок идеям социализма. Задача народнической интеллигенции идти «в народ», пробудить в нем дремлющие революционные силы, оформить смутное социалистическое сознание, дать народу возможность свободно построить свое будущее. «Мистическая вера» в русский народ как носителя идеалов социальной справедливости; вера в «устои», в великие начала русской жизни; вера в особые пути, которыми Россия придет к общечеловеческим идеалам, вот что определяет народничество. Народничество русский социализм. «Мы русским социализмом называем тот социализм, который идет от жизни и крестьянского быта, от фактического надела и существующего передела полей, от общинного владения и общинного управления и идет вместе с работничьей артелью навстречу той экономической справедливости, к которой стремится социализм вообще и которую подтверждает наука» *). Народничество начало с Запада. Но, присталь-

–––––––––––

*) Герцен. Колокол. № 233-234.

Стр. 159

но вглядевшись в лицо Западу, оно с негодованием отвернулось от него. Народничество отвергло настоящее и прошлое Запада. Оно приняло только его будущее. Но к этому будущему Россия придет своим путем и раньше Запада. Таков духовный круг народничества.

Ясны истоки народнического течения. Народничество социальное славянофильство. Веру в религиозное избранничество русского народа народничество перенесло на «социальные начала» русского народа. «Для вас русский народ преимущественно народ православный, т.е. наиболее христианский, наиближайший к веси небесной. Для нас русский народ преимущественно социальный, т.е. наиболее близкий к осуществлению одной стороны того экономического устройства, той земной веси, к которой стремятся все социальные учения» *). Идейное родство народничества с славянофильством признавали родоначальники народничества Герцен, Огарев, Чернышевский. Это родство признавал и вождь позднего славянофильства Ив. Аксаков. Для Огарева славянофилы «пророки русского гражданского развития». Для Ив. Аксакова народничество это сбившееся с пути славянофильство. Народничество отвергло религиозную сторону славянофильского учения. Крайними революционными настроениями окрасило оно славянофильское отрицание государства. Но оно целиком взяло у славянофильства его социально-экономические воззрения. Оно утвердило славянофильскую веру в русский народ, в его социальные начала, в общечеловеческое значение этих начал, в особые пути развития России. Пафос славянофильства и народничества русский народ, его особые начала, его особые пути. Больше того. Можно предположить, что от славянофильства переняло народничество религиозную настроенность своей веры в русский народ, религиозный пафос этой веры. Славянофилы связывали веру в народ со своими религиозными воззрениями. Народники отвергли религиозные воззрения славянофилов, но взяли религиозный характер их веры. Ибо нет никакого сомнения в том, что в своих высших действенных

––––––––––

*) Герцен. Колокол № 191, 1864 г.

Стр. 160

Проявлениях народничество было истинно религиозным движением и было воодушевлено истинно религиозным пафосом *).

Герцен родоначальник и идейный вдохновитель народничества. Чернышевский «великий русский ученый», по выражению К.Маркса его главный научный теоретик. Чернышевский редко подымается до пафоса Герцена. Его главное орудиебеспощадный анализ и блестящая диалектика.

Цивилизация едина. Запад прошел длинный ряд ступеней цивилизации. В своем восхождении он накопил много духовных и материальных ценностей. Но эти богатства были приобретены ценою неисчислимых страданий народа. И теперь масса народа погрязает в невежестве и нищете. Накопленные ценности распределены дурно и несправедливо. Европа страдает страшной болезнью «язвой пролетариата». Нет сомнения, что болезнь будет исцелена, что эта болезнь «не к смерти, а к здоровью», но переносить настоящие свои страдания для Западной Европы все-таки тяжело, и врачевание этих страданий требует долгого времени и великих усилий». Европа нашла решениe для поставленного жизнью социального вопроса, но это решение теоретическое. Практическое осуществление его представляет большие трудности. «Введение лучшего порядка дел чрезвычайно затруднено в Западной Европе безграничным расширением юридических прав отдельной личности. Нелегко отказываться хотя бы даже от незначительной части того, чем уже привык пользоваться, а на Западе отдельная личность привыкла уже к безграничности частных прав. На Западе лучший порядок экономических отношений соединен с пожертвованиями, и потому его учреждение очень затруднено». Россия стоит на самых низких ступенях исторического развития. Она сохранила почти неприкосновенным быт, близкий к быту патриархальному. Но самые дурные вещи имеют хорошую сторону. «Наша историческая неподвижность послужила источником многих бедствий и в нашем прошедшем и отчасти в настоящем... Но среди всех па-

–––––––––––

*) См. Богучарский. «Активное народничество семидесятых годов». 1912 г. Венгеров. «Героический характер русской литературы», 1914 г.

Стр. 161

губных следствий нашей неподвижности есть также нечто иное… становящееся чрезвычайно важным и полезным». Развитие Европы породило болезнь, вызывающую страдания пролетариата. У нас сохранилось противоядие от болезни, предохраняющее от страданий, видимых нами на Западе. Мы владеем спасительным учреждением, драгоценным обычаем земельной общиной. «То, что представляется утопиею в одной стране, существует в другой как факт... те привычки, проведение которых в народную жизнь кажется делом неизмеримой трудности англичанину и французу, существуют у русского как факт его народной жизни... Порядок дел, к которому столь трудным и долгим путем стремится теперь Запад, еще существует у нас в могущественном народном обычае нашего сельского быта... Мы видим, какие печальные следствия породила на Западе утрата общинной, поземельной собственности и как тяжело возвратить западным народам свою утрату. Пример Запада не должен быть потерян для нас... Да не дерзнем мы коснуться священного, спасительного обычая, оставленного нам нашею прошедшею жизнью, бедность которой с избытком искупается одним этим драгоценным наследием, да не дерзнем мы посягнуть на общинное пользование землями на это благо, от приобретения которого теперь зависит благоденствие земледельческих классов Западной Европы. Их пример да будет нам уроком». Земельная община должна быть сохранена. Развивая и совершенствуя этот «драгоценный обычай», придет русский народ к тому новому строю, к которому иными путями идет и Западная Европа. Возражения, указывающие на то, что община — низшая форма земельных отношений и что частная собственность, как это было у других, более развитых народов, должна сменить и русскую общину, не существенны. Да, частная собственность следующая за общиной ступень в развитии поземельных отношений. Но не высшая. За частной собственностью следует конечная ступень коллективное земельное хозяйство. Следовательно, частная собственность – только среднее звено, только промежуточная ступень развития. Должна ли каждая страна пройти все ступени исторического развития? Такого закона наука не установила. Напротив, наука утверждает, что: 1) «по

Стр. 162

форме высшая степень развития сходна с началом, от которого оно отправляется»; 2) «под влиянием высокого развития, которого известное явление общественной жизни достигло у передовых народов, это явление может у других народов развиваться очень быстро, подниматься с низшей степени прямо на высшую, минуя средние логические моменты». Следовательно, и русская община может непосредственно перейти в высшую форму. В первобытности земельного строя России залог ее будущего. «История, как бабушка, страшно любит младших внучат. Tarde venientibus дает она не ossi, medullam ossium, разбивая которые, Западная Европа больно ошибала себе пальцы». Как и у Герцена, пафос Чернышевского в земле, крестьянском быте, земельной общине. «Только в русском крестьянском поле, только на русской крестьянской сходке, только в русской деревне отдыхает сердце, становится широко. Умрите, если будет нужно, умрите, как мученики, умрите за сущность, как умирали первые христиане за форму, умрите за сохранение равного права каждого крестьянина на землю, умрите за общинное начало» *).

Михайловский последний вождь народничества. В его писаниях народничество получило свое идейное завершение.К России и Европе должно быть свободное отношение. Славянофильство и западничество изжиты. Западники преклоняются перед «единой» европейской цивилизацией, требуют для России буквального повторения европейского опыта, хотят сделать из России второе издание Европы. Славянофилы преклоняются перед национальными особенностями России, верят в самобытный русский дух, гарантирующий от язв европейских порядков, и считают, что Европа нам во всех смыслах не указ. Новое направление должно быть выше этих односторонних учений (Михайловский не любил называть себя народником). Образовалось новое высшее «национальное» не имеют ровно никакого значения <так>. Судилище это народ и его интересы. «Интересы народа стали для нас крае-

––––––––––––

*) Н. Г. Чернышевский. Полное собрание сочинений, 1906, т. III, IV, VIII.

Стр. 163

угольным камнем политического мышления. Надо взять из сокровищницы европейской цивилизации всё, что отвечает интересам нapoдa; надо сохранить те начала русской жизни, которые обеспечивают интересы народа и могут послужить для его лучшего будущего. Повторять историю Европы бессмысленно. Европа прошла длинный и мучительный путь развития. Россия еще в самом начальном периоде развития. «Россия наша есть огромный зародыш». Но «никакое общество не обязано проходить через все метаморфозы, которым подвергались его старшие в историческом порядке родичи». «Мы действующие лица недописанной и только набросанной драмы... Допишется и поставится на сцену и наша русская драма. И мы за нее ответственны, потому что мы не только действующие лица ее, а и авторы». Мы имеем возможность выбирать и обязаны выбирать. «Если мы видим, что, например, известная комбинация порождает в Европе резню, то какой, с позволения сказать, чёрт потянет нас к этой комбинации». Европа шла по «органическому» пути развития. Как в организме, в Европе каждая функция, каждый вид занятия строго отделён от других; разделение труда доведено до крайних пределов. Землевладение, капитал и труд резко отделены друг от друга. Промышленность вся сконцентрирована в городах. Мужика не везде можно сыскать. Зато, что касается безземельных рабочих, то дело устроено самым «органическим» образом. Россия еще не вступила на путь органического развития. Труд, капитал и землевладение еще не отделены друг от друга. Подавляющее большинство населения Poсcии состоит из землевладельцев-земледельцев. Обрабатывающая промышленность не ушла из деревни. Мужик имеет свой клок земли, безземельный рабочий есть исключение. «Рабочий вопрос в Европе есть вопрос революционный, ибо там он требует передачи условий труда в руки работников, экспроприации теперешних собственников. Рабочий вопрос в России есть вопрос консервативный, ибо тут требуется только сохранения условий труда в руках работника, гарантия теперешним собственникам их собственности». Степень развития Европы высока; но тип, хаpaктep развития низок. Степень развития Росси низка, но тип, характер выше европейского. Каков же бу-

Стр. 164

дет дальнейший путь развития России? Возможен путь Европы. «Но можно представить себе и другой ход вещей. Можно представить себе поступательное развитие тех самых экономических начал, какие и теперь имеют место на громадном пространстве империи. Это будет, разумеется, опыт небывалый, но ведь мы и находимся в небывалом положении. Мы владеем всем богатейшим опытом Европы, ее историей, наукой... Наша цивилизация возникает так поздно, что мы успели вдоволь насмотреться на чужую историю и можем вести свою собственную вполне сознательно преимущество, которым в такой мере ни один народ в мире до сих пор не пользовался». Чтобы избежать путь Европы, чтобы испробовать этот небывалый опыт, можно идти на всякие жертвы. Скептически настроенные по отношению к принципу свободы, мы готовы были не домогаться никаких прав для себя... «Пусть секут, мужика секут же»вот как примерно можно выразить это настроение в его крайнем проявлении. И все это ради одной возможности, в которую мы всю душу клали; именно возможности непосредственного перехода к лучшему, высшему порядку, минуя среднюю стадию европейского развития, стадию буржуазного государства. Мы верили, что Россия может проложить себе новый исторический путь, особливый от европейского»... Этой верой в «особливый» путь России как все народничество и жил Михайловский. У него не было уверенности, что это путь неизбежный. Но он считал, что это путь возможный. И вместе со всем народничеством напрягал свою волю, чтобы Россия пошла по этому пути. Вместе с верой в особый путь России вера в русский народ, жажда уйти в него, раствориться в нем. «О, если бы я мог утонуть, расплыться в этой серой, грубой массе народа, утонуть бесповоротно, но сохранив тот светоч истины и идеала, какой мне удалось добыть насчет того же народа!» «Вся программа настоящего времени, все его стремления, желания и цели, все руководящие принципы семидесятых годов, словом, все profession de foi может быть исчерпано двумя словами: русский народ». Таков логический ход развития воззрений Михайловского. Он начинает с отрицания проблемыРоссия и Запад. Высшим критерием он ставить интересы наро-

Стр. 165

да, трудящихся масс. И как будто против своей воли, почти незаметно возвращается к вековой проблеме русского само-сознания. Россия и Запад снова встают друг против друга. Пути России и Запада различны. Различны и «типы» развития. У России свой, особливый путь развития и тип ее более высокий, чем западный...*).

Другие идеологи народничества П. Лавров, В. В., Николай-он внесли мало нового в народническое миросозерцание. Сила Лаврова не в новизне и оригинальности его идей. Его сила в большой научной эрудиции и в моральном авторитете его личности. В. В. и Николай-он развивали преимущественно экономическую сторону народнического учения.

Высшие достижения народничества не в его идейных вождях. Высшие достижения народничества в его «пропагандистах» и борцах, в его героях и мучениках. Вера в русский народ, в его социальные начала, в его особые пути, в его великое будущее наполняла сердца народников великим энтузиазмом и вела на подвиги исключительной красоты. «Хотят сделать из России Англию и напитать нас английской зрелостью. Но разве Россия имеет что-нибудь общего с Англией? Нет, мы не хотим английской экономической зрелости.

Нет, нет, наш путь иной, И крест не нам нести...

Пусть несет его Европа. Да и кто может утверждать, что мы должны идти путем Европы, путем какой-нибудь Саксонии, или Англии, или Франции?... Почему России не придти еще к новым порядкам, не известным даже и Америке? Мы не только можем, мы должны придти к другому. В нашей жизни лежать начала, вовсе не известные европейцам... Разве экономические, земельные условия Европы те же самые, что и у нас? Разве у них существует и возможна земледельческая община? Разве у них каждый крестьянин и каждый гражданин может быть земельным собственником? Нет. А у нас может... Мы народ

––––––––––––

*) Михайловский. Полное собрание сочинений т. I, III, IV, V, VII. 1909. „Отклики», т. 1.

Стр. 166

запоздалый, и в этом наше спасение. Мы должны благословить судьбу, что не жили жизнью Европы. Мы имеем полнейшую возможность избежать жалкой участи Европы настоящего времени. Мы похожи на новых поселенцев, нам ломать нечего. Оставимте наше народное поле в покое, как оно есть... Европа не понимает, да и не может понять наших социальных стремлений; значит, она нам не учитель в экономических вопросах. Никто не идет так далеко в отрицании, как мы русские. А отчего это? Оттого, что у нас нет политического прошлого, мы не связаны никакими традициями, мы стоим да новине… Вот отчего у нас нет страха перед будущим, как у Западной Европы; вот отчего мы смело идем навстречу революции; мы даже желаем ее. Мы верим в свои свежие силы; мы верим, что призваны внести в историю новое начало, сказать свое слово. Без веры нет спасения; а вера наша в наши силы велика» *). «Да, веры в будущее у всех нас было тогда много. Мы ощущали в себе присутствие необычайной силы, и это сознание силы покоилось у нас на вере в народ».**) «Ничего подобного не было ни раньше, ни после. Казалось, тут действовало, скорее, какое-то откровение, чем пропаганда... Точно какой-то могучий клик, исходивший неизвестно откуда, пронесся по стране, призывая всех, в ком была живая душа, на великое дело спасения родины и человечества. И все, в ком была живая душа, отзывались и шли на этот клик,... отдавались движению с тем восторженным энтузиазмом, с той горячей верой, которая не знает препятствий, не меряет жертв и для которой страдания и гибель являются самым жгучим, непреодолимым стимулом к деятельности... Движение это едва ли можно назвать политическим. Оно было скорее каким-то крестовым походом, отличаясь вполне заразительным всепоглощающим характером религиозных движений... Тип пропагандиста 70-х годов принадлежал к тем, которые выдвигаются скорее религиозными, чем революционными движениями. Социализм был его верой, народ его

 

––––––––––––

*) «К молодому поколению». 1861 г. Прокламация М. Л. Михайлова. Матер. для истории револ. движения в России в 60-х годах. Paris, 1905 г.

**) Дебагорий-Мокриевич. Воспоминания.

Стр. 167

божеством»*). Если после этих показаний могут еще оставаться какие-либо сомнения о характере народнического движения, они должны смолкнуть перед живым голосом старой народницы, с пророческой силой прозвучавшим в наши дни: «...Родина наша, наша великая Россия, несет в себе бессмертные силы, призывающие мир людской к новой и лучшей жизни. Не умерла и не умрет она, вынося на груди своей все муки искупления человечества. Как гигантский костер, пылающий на глазах всего света, Россия мучениями своими, своими исканиями правды освещает все стороны жизни стран и народов и требует пересмотра всех вопросов, входящих в состав истории судеб человечества. Преклонимся же долу пред роком Родины нашей и будем всеми духовными и телесными силами нашими служить выполнению предназначенного ей обновления мировой жизни...

…Дети мои, мои родные внуки!

Члены народнической партии социалистов-революционеров! Идем и мы, как шли наши учителя, сомкнутыми рядами, не зная страха и упрека, на тот тернистый путь, что надлежит расчистить пред смертельными усилиями ищущих Правды. Все вместе за Святую Россию!**).

Толстой и Достоевский вершины русского самосознания. Но вместе с тем высочайшие достижения мирового духа. Гении не укладываются ни в одно «направление» даже ими созданное. И было бы насилием укладывать Толстого и Достоевского в одно из направлений русского самосознания. И тем не менее: то, чем живо было русское самосознание за вековой период, наполняло и сознание Толстого и Достоевского. Достоевский весь пронизан верой в русский народ, в его особые пути, в его мировое назначение. Спокойно и без страсти верил в это и Тол-стой. В этом смысле они народники. Еще ближе стоит Достоевский к славянофильству. Трудно чужими словами излагать взгляды Толстого и Достоевского. Но и краткие выдержки из их творений свидетельствуют непреложно.

«Мы дети земли». «Русский народ, по своему земледельче-

 

––––––––––––

*) Кравчинский. «Подпольная Россия».

**) Воля России. 30 ноября 1920 г. № 66. Письмо Екат. Брешковской.

Стр. 168

скому положению, по своей любви в этой форме жизни, по своему христианскому складу характера, по тому, что он почти один из европейских народов продолжает быть земледельческим народом и желает оставаться им, как будто умышленно поставлен исторической судьбой так, чтобы в разрешение того, что называется рабочим вопросом, стать во главе истинно прогрессивного движения человечества». «Мы в России находимся в том счастливом положении, что огромное большинство нашего народа, живя земельным трудом, не признает земельной частной собственности, и желает, и требует уничтожения этого старого злоупотребления, и не перестает высказывать это». «Я думаю, что разрешение этого великого, всемирного греха, разрешение, которое будет эрой в истории человечества, предстоит именно русскому, славянскому народу, по своему духовному и экономическому складу предназначенному для этого великого, всемирного дела, что русский народ не опролетариться должен, подражая народам Европы и Америки, а, напротив, разрешить у себя земельный вопрос упразднением земельной собственности и указать другим народам путь разумной, свободной и счастливой жизни вне промышленного, фабричного, капи-талистического насилия и рабства, что в этом его великое историческое призвание». «...Русский народ всегда иначе относился к власти, чем европейские народы. Русский народ никогда не боролся с властью и, главное, никогда не участвовал в ней, не развращался участием в ней. Русский народ всегда смотрел на власть не как на благо, к которому свойственно стремиться каждому человеку, как смотрит на власть большинство европейских народов.., но смотрел всегда на власть как на зло, от которого человек должен устраняться... Причина такого отношения русского народа к власти я думаю заключается в том, что в русском народе, больше чем в других народах, удержалось истинное христианство как учение братства, равенства, смирения, любви, то христианство, которое делает резкое различие между подчинением насилию и повиновением ему». «Бессмысленные и губительные вооружения и войны и лишение народа общего права на землю, таковы, по моему мнению, причины предстоящего всему христианскому миру переворота. Начи-

Стр. 169

нается же этот переворот не где-нибудь, а именно в России, потому что нигде, как в русском народе, не удержалось в такой силе и чистоте христианское мировоззрение и нигде, как в России, не удержалось еще земледельческое состояние большинства народа». «Вследствие своей земледельческой жизни, вследствие отсутствия обмана самоуправления и, главное, вследствие удержавшегося в нем христианского отношения к насилию, русский народ... прежде других народов почувствовал главные причины бедствий христианского человечества наших времен, и потому именно среди него начинается тот великий переворот, который предстоит всему человечеству и который один может спасти его от его ненужных страданий *).

«Мы веруем, что русская нация необыкновенное явление в истории всего человечества». «Россия... есть нечто совсем самостоятельное и особенное, на Европу совсем не похожее и само по себе серьезное». «Допетровская Россия понимала, что несет внутри себя драгоценность, которой нет нигде больше, Православие, что она хранительница Христова образа, затемнившегося во всех других верах и во всех других народах». «Может быть, главнейшее предъизбранное назначение народа русского в судьбах всего человечества и состоит лишь в том, чтобы сохранить у себя этот божественный образ Христа во всей чистоте, а когда придет время явить этот образ миру, потерявшему пути свои». «Если я вижу где зерно или идею будущего так это у нас, в России. Почему так? А потому, что у нас есть и до сих пор уцелел в народе один принцип, и именно тот, что земля для него все, и что он все выводить из земли и от земли... Русский человек с самого начала и никогда не мог и представить себя без земли. Уж когда свободы без земли не хотел принять, значить, земля у него прежде всего, в основании всего, земля все, а уж из земли у него и все остальное, то есть и свобода, и жизнь, и честь, и семья, и детишки, и порядок, и церковь одним словом, что есть драгоценного. Вот из-за формулы-то этой он и такую вещь как

––––––––––––

*) Л. Толстой. Сочинения, т. IV. 1893 г. «Конец Века». 1905 г.«Великий Грех». 1905 г.

Стр. 170

община удержал...». «Я во многом убеждений чисто славянофильских, хотя, может быть, и не вполне славянофил... Славянофильство... означает и заключает в себе духовный союз всех верующих в то, что великая наша Россия во главе объединенных славян скажет всему миру, всему объединенному человечеству и цивилизации его свое новое, здоровое и ещё неслыханное миром слово. Слово это будет сказано во благо и во истину уже в соединение всего человечества новым, братским, всемирным союзом, начала которого лежат в гении славян, а преимущественно в духе великого народа русского, столь долго страдавшего, столь много веков обреченного на молчание, но всегда заключавшего в себе великие силы для «будущего разъяснения и разрешения многих горьких и самых роковых недоразумений западноевропейской цивилизации. Вот к этому-то отделу увлеченных и верующих принадлежу и я».

«Да, назначение русского человека есть бесспорно всеевропейское и всемирное. Стать настоящим Русским, стать вполне Русским, может быть, и значит только... стать братом всех людей, всечеловеком, если хотите... Для настоящего Русского

Европа и удел всего Арийского племени так же дороги, как и удел своей земли, потому что наш удел и есть всемирность, и не мечом приобретенная, а силой братства и братского стремления нашего к воссоединению людей... О, народы Европы и не знают, как они нам дороги! И впоследствии, я верю в это, мы, то есть, конечно, не мы, а грядущие русские люди, поймут уже все до единого, что стать настоящим Русским и будет именно значить: стремиться внести примирение в европейские противоречия уже окончательно, указать исход европейской тоске в своей русской душе, всечеловеческой и всеобъединяющей, вместить в нее с братскою любовью всех наших братьев, а в конце концов, может быть, и изречь окончательное слово великой, общей гармонии, братского окончательного согласия всех племен по Христову евангельскому закону!.. Ко всемирному, всечеловеческому братскому единению сердце русское, может быть, изо всех народов наиболее предназначено, вижу следы сего в нашей истории, в наших даровитых людях, в художественном гении Пушкина. Пусть наша земля

Стр. 171

нищая, но эту нищую землю в рабском виде исходил, благословляя, Христос»*).

Славянофилы утверждали Россию во всей ее полноте. Русские начала духовные, государственные, социальные принимались как нечто целое, вытекающее из основного началарелигиозного. Народничество славянофильство одностороннее. Оно разрушило целостное понимание «русских начал», приняло одни начала социальные и вытекающие из них духовныеи отбросило другие государственные и религиозные. Таким же односторонним духовным, религиозным славянофильством является и другое течение русского сознания — идеалистическое. Русское идеалистическое движение не аскетично; оно утверждает «плоть», «материю, прогресс, общественность». Но пафос его — в духе, в религии. На вопросы о государственых и социальных путях России ответы его смутны и часто противоречивы.

Духовный глава идеалистического течения Владимир Соловьев. Существует только одна общечеловеческая культура как одна для всех истина, одна справедливость, одно Божество. И россия, и Западная Европа принадлежат к этой

единой, общечеловеческой культуре. Россия обладает великими и самобытными духовными силами, но для проявления их нужно принять и деятельно усвоить те общечеловеческие формы жизни и знания, которые выработаны Западной Европой. Но отношение России к Западу не может быть ученическим, рабским. Роль России действенна, активна. Россия должна сказать миру новое слово. Россия имеет в мире религиозную задачу. Между Востоком и Западом существует великий спор, который проходит через всю жизнь человечества. Спор этот принял 'форму раскола церквей, борьбы между католичеством и православием. Русский идеал «святая Русь». Святая Русь требует святого дела. Ее святая обязанность

––––––––––––

*) Достоевский. Полное собрание сочинений. 1906. т. IX, X, XI. «Дневник Писателя».

Стр. 172

быть посредницей, примирительницей двух церквей. Новое слово России религиозное примирение Востока и Запада в богочеловеческом единстве вселенской церкви. Россия носительница идеи вселенской церкви. Вселенская церковь воплотит на земле верный образ божественной Троицы, соединит в себе три главные действующие силы: духовный авторитет вселенского первосвященника (римский Папа); светскую власть национального государя (русский император); свободное служение пророка. «Русская идея, исторический долг России, требует от нас признания нашей неразрывной связи с вселенским семейством Христа и обращения всех наших национальных дарований, всей мощи нашей империи на окончательное осуществление социальной троицы, где каждое из трех главных органических единств, церковь, государство и общество, безусловно свободно и державно, не в отъединении от двух других, поглощая или истребляя их, но в утверждении безусловной внутренней связи с ними. Восстановить на земле этот верный образ божественной Троицы вот в чем русская идея» *). Д. Мережковский. «С русской революцией рано иди поздно придется столкнуться Европе, не тому или другому европейскому народу, а именно Европе как целому с русской революцией или русской анархией... Во всяком случае, уже и теперь ясно, что это игра опасная не только для нас, русских, но и для вас, европейцев... Мы горим, в этом нет сомнения; но что мы одни будем гореть и вас не подожжем, так же ли это несомненно... Мы похожи на вас, как левая рука похожа на правую: правая не совладает с левой в одной и той же плоскости: надо перевернуть одну, чтобы они совпали. Что у вас, то и у нас, но обратно; мы вы наизнанку. Говоря кантовским языком, ваша область феноменальное, наша трансцендентное; говоря языком Ницше в вас Аполлон, в нас Дионис; ваш гений мера; наш чрезмерность. Вы умеете останавливаться вовремя; доходя до стены, обходите или возвращаетесь; мы разбиваем себе голову об стену. Нас трудно сдвинуть, но,

––––––––––––

*) Вл. Соловьев. Собрание сочинений, т. V. «Россия и Вселенская Церковь». М. 1911. «Русская Идея». М. 1911.

Стр. 173

раз мы сдвинулись, нам нет удержу мы не идем, а бежим; не бежим, а летим, не летим, а падаем, и притом «вверх пятами», по выражению Достоевского... Мы ваша опасность, ваша язва, жало сатаны или Бога, данное вам в плоть. Вы еще от нас пострадаете, но в последнем счете, к общему благу, потому что мы друг другу нужны, как левая рука нужна правой. Русская революция так же абсолютна, как отрицаемое ею самодержавие, ее сознательный эмпирический предел социализм, бессознательный, мистическийбезгосударственная религиозная общественность. Еще Бакунин предчувствовал, что окончательная революция будет не народною, а всемирною. Русская революция всемирная. Когда вы, европейцы, это поймете, то броситесь тушить пожар. Но берегитесь: не вы нас потушите, а мы зажжем вас... Мы верим, что, рано или поздно, дойдет и доних громовой глас русской революции, в котором зазвучит над старым европейским кладбищем труба архангела, возвещающая суд и воскресение мертвых *).

Бердяев. «Россия стоит в центре Запада и Востока, как бы соединяет два мира, два разных устремления, две формы религиозности». «Россия по фактическому своему положению в мире и по своей задаче в мире есть великий Востоко-Запад, она стоит в центре двух миров, двух всемирно-исторических потоков. По всей своей истории, по всему своему складу она принадлежит и Европе, и Азии, и Западу, и Востоку, она соединяет в себе два противоположных начала. Россия призвана приобщить к европейской культуре совершенно новое начало и этим расширить и углубить ее... Россия сознательно должна быть великим Востоко-Западом, соединителем двух миров. Миссия Россииприведение человеческой культуры к единству, ее окончательная универсализация, выведение ее за пределы замкнутой и самодовлеющей Европы». «В России бьется пульс религиозной жизни мира, в ней развязываются старые лживые связи церкви с государством и завязываются новые богочеловеческие связи. Россия отразила татарщину и спасла Европу и мировую культуру,

––––––––––––

*) Мережковский. Полное собрание сочинений. т. X. 1911. «Не мир, но меч».

Стр. 174

облившись кровью, пожертвовав своим культурным развитием. Теперь стоит перед нами новая задача» * ).

Чаадаев, Герцен, Толстой, Достоевский; славянофилы, «вернувшиеся на родину», западники, народники, идеалисты все это лики одного и того же русского сознания, в глубине своей всегда самому себе равного; всегда самому себе тождественного. На поверхности русское сознание кажется разорванным, раздвоенным, мятущимся между «Россией» и «Западом»; кажется, что в нем “две души”. Но это только на поверхности. В подлинной глубине русское сознание едино и цельно. В нем одна душа, одна идея, одна вера — русский народ, его особые пути, его особое назначение в человечестве. Нельзя понять русское сознание за вековой период, не поняв этого, не заглянув в его «душу».

Конец XIX века новый расцвет западничества. Русский марксизм – подлинное западничество, более полное и безоговорочное, западничество 40-х годов. Основная причина возрождения западничества разгром народнического движения. Народническое движение потерпело двойное поражение: оно было разбито правительством и не принято «народом». И это двойное поражение произвело огромное впечатление на русское общество. Вера в «народ» померкла. И вместе с верой в русский народ померкла вера в его особые пути, в его великое будущее: русский народ совсем не «особенный»; и пути его не «особые». Он просто молодой и неразвитый народ, отставший от своих старших братьев. Выход для него один — учиться у более развитых народов, пройти с самого начала пути Европы. Мрак окружающей жизни как в 40-х годах –– еще более усиливал тягу к Западу. «Дома-то черно, страшно». Тяжки пути Запада. Но Запад верным шагом идет к лучшему будущему. Запад в чреве своем несет новый социальный строй. Исполнятся сроки, и новый строй явится на свет. Зачем же России; имея перед собой испытанные пути Запада, искать новых, «особых» путей? Да «особые» пути и невозможны.

––––––––––––

*) Бердяев. «Духовный кризис интеллигенции». Петр. 1900. «Россия и Западная Европа». Русская Мысль. 1917. Май июнь.

Стр. 175

Законы истории обязательны для всех народов. Пути Западаобщие пути исторического развития. Рано или поздно все народы, все страны пройдут им. Неизбежны они и для России. Россия уже вступила на путь Запада — на путь капиталистического развития и она пройдет его до конца. Но это путь не только неизбежный, он и желательный. Капитализм не только разрушает, он и творит. При капитализме производство достигает невиданных до этого размеров. Капитализм экспроприирует трудящиеся массы; но вместе с этим он организует новую «пролетарскую» армию, мерные шаги которой слышатся на Заладе. Вступив на путь капитализма, Россиякак и Запад — неизбежно придет к социалистическому строю. Марксизм кончает бодрым призывом: на Запад. «признаем нашу некультурность и пойдем на выучку к капитализму».

Круг развития нового западничества еще не заключен. Марксизм еще весь в жизни, в борьбе. Давать его оценку еще труднее, чем оценку народничества у народничества уже есть свое историческое прошлое, лишь идейными нитями связанное с настоящим. Только будущий историк сумеет беспристрастно вскрыть духовный круг развития марксизма. И тем не менее, уже и теперь только слепые не увидят, что судьбы нового западничества мало чем отличаются от судеб западничества 40-х гг. Как и западники 40-х гг., марксисты 90-х годов одерживали победы над своими противниками и привлекали к себе широкие круги общественности. Но, как и в 40-х годах, идеи противников славянофилов, народников, идеалистов бесшумно проникали в лагерь марксистов и почти до конца разложили и «переродили» марксизм. Как и западничество 40-х годов, новое западничество было «взорвано» изнутри. Один за другим новые западники «возвращаются на родину». Самая марксистская доктрина бледной тенью отражает первоначальные западные образцы. В старых формах бьется новое содержание. Идеалисты начала ХХ века –– на три четверти «перерожденные» марксисты. Из «двенадцати апостолов» идеализма пять вышли из марксистского лагеря. Из семи авторов «Вех» только один — Гершенович не «марксист». Струве, Туган-Барановский, Булгаков, Бердяев, Франк все это, как это ни трудно теперь

Стр. 176

себе представить, старые идейные вожди марксизма. Перейдя в лагерь идеалистов, только один из них Петр Струвесохранил до конца «западничество». Но и оставаясь западником, он вернулся на родину с идеей нового национального сознания и идеей «Великой России». Другое течение марксизма «ортодоксальное», не подпавшее под влияние идеализма, очень быстро начало перерождаться под влиянием народничества. Принявши народнические земельные программы муниципализацию, национализацию, социализацию и согласившись признать крестьянство «революционным классом» в стране, где подавляющее число населения крестьянство и где преобладающее хозяйство земледельческое, оно тем самым признало «особые» русские начала и «особые» пути развития России. В последнее время, под влиянием большевистского опыта, оно все больше склоняется к мнению, что России предстоит и «особое» будущее.

***

Таковы пути русского самосознания за вековой период период напряженного творчества и удивительного духовного расцвета. Приведенные «показания» взяты исключительно из области публицистики и далеко не совершенно отражают русское сознание. Образцы литературы и поэзии дали бы картину более яркую и еще более убедительную. Но и беглое и неполное «перелистывание» русских авторов непреложно свидетельствует об одном: русское сознание живет одной идеей, одной верой. В центре сознания проблема: Россия и Запад. Решение проблемы: Россия страна особенная; У России особые пути; Россия скажет миру новое слово.

У некоторых направлений и авторов идея принимает мессианский характер, вера подымается до религиозного пафоса; у других идея развивается спокойно, порою в научных выражениях. Но в существе своем это все одна и та же идея, только различно воплощаемая. В чем тайна непреодолимой силы

Стр. 177

этой идеи? Что это бред, массовое помешательство, «навязчивая» идея? Думать так значить, ставить крест над русским народом, над русским сознанием. Такой вековой бред указывал бы на неизлечимую болезнь сознания. Помешательство неизбежно кончилось бы духовной смертью. Не может удовлетворить и другое часто встречающееся объяснение: это болезнь «роста», ее пережили и другие народы поляки, немцы, чехи, скандинавы. «Культурная история Европы за последние два столетия показывает, что почти ни одна страна не обошлась в свое время без движения, вполне схожего со славянофильством. Сентиментальное поклонение старине, искание только в ней одной величайших доблестей, мистический оттенок национальной гордости, грезы о всемирно-историческом призвании...такова программа всех этих сект»*). Такой ответ не отвечает на поставленный вопрос. Дело идет не о том, чтобы объяснить славянофильское или какое-либо иное романтическое национальное течение. Надо объяснить, почему все русское сознание, все течения не только романтическое славянофильское, но и трезвые западнические неизбежно проникались одной и той же идеей, неизбежно поражались все той же «болезнью»? Чехи, поляки и немцы тут делу помочь не могут. И если бы еще у какого-нибудь народа было установлено подобное явление, оно требовало бы также особого объяснения. Русская мысль должна упорно искать ответа на поставленный вопрос. Тайна русского сознания должна быть разгадана. Великая русская революция поставила великие грани. Нельзя начинать возрождение России без ясного национального самосознания. И нельзя прояснить свое национальное сознание, не уловив его основной идеи, не поняв пройденных путей, не связав себя с пройденным крепкими духовными нитями. Россия не «лист белой бумаги». Было бы безумием возрождать Россию, начиная все с начала. Задача момента понять пройденное, отбросить пережитое, сберечь живое зерно и растить его на перепаханной почве в новой жизни.

И. Бунаков.

––––––––––––

*) А. Веселовский. Западное влияние в новой русской литературе. 3-е изд. 1906. Стр. 203.