Авксентьев Н. Сложение сил [статья] // Современные записки. 1920. Кн. II. С. 298–308.

Стр. 298

СЛОЖЕНИЕ СИЛ.

Открытое политическое действие и слово там, на родине, давно уже свелись к своему простейшему выражению: к диктатуре партийной группы и писаниям обслуживающих ее идейных и бутербродных публицистов. Все остальное молчит, задавленное различными Чека.

Естественно, что зарубежная русская политическая мысль приобретает в такой момент особливое значение. Это уже не только домыслы досужих эмигрантов, из прекрасного далека созерцающих органическую жизнь далекой родины и подающих ей ненужные, быть может, советы. Это средоточие вообще всего русского независимого общественного мнения; единственная открытая лаборатория, где оформляется оно.

Разумеется, нельзя преувеличивать значения этого общественного мнения. Только питаясь тем материалом, который дает Россия, чутко прислушиваясь к тому, что происходит там, за китайской стеной, воздвигнутой нынешними правителями государства Российского, может оно служит положительную службу. Не независимое руководство — его задача, а учет и осмысливание происходящих в стране процессов и выводы из них. Но и эта, ограниченная, задача велика и почтенна, и нельзя не интересоваться тем, что волнует и занимает в данный момент русские общественные круги за границей.

В настоящее время в центре внимания стоит вопрос о некотором обшественно-политическом объединении. По-

Стр. 299

следняя попытка не общественными силами, вне их и вопреки им победить большевизм — пала. Крымская трагедия в третий или четвертый раз показала негодность генеральско-диктаторского метода справиться с московскими правителями. Четырежды надо было повторить убийственный опыт, чтобы раскрыть глаза многим, кто до последнего момента не хотел прозреть. Вместе с этим крушением и вызванным им кризисом мысли в части тех кругов, кои или ожидали избавления от Крыма, или, во всяком случае, допускали его, встала проблема иного превозможения большевизма, а с нею вместе ожили и стремления к общественному объединению.

Надо признать, однако, что стремления эти не находят до сих пор ни достаточно ясной и точной формулировки, ни единства в попытках осуществления. Различные группировки по-разному пытаются решить проблему. Говорят о коалиции, о национальном центре, национальном комитете, парламентском комитете и т. д. Но при этом часто не учитываются ни реальные возможности, ни силы, ни историческая и политическая обстановка. Не лишне, поэтому, будет попытаться и с нашей стороны ответить на вопрос, что желательно, возможно и необходимо в данный момент и почему.

Дважды в политической истории России осуществлялись коалиции: один раз в период Временного Правительства — март-октябрь 1917 года, — и другой — в Сибири во время Директории. И оба раза попытки кончились неудачей. И за всем этим, думается, идея коалиции как здоровая для России политическая идея не мертва. И чрез коалицию путь к восстановлению России. Но коалиция — музыка будущего, а не настоящего, регулятивная идея, а не осуществимое в данный момент политическое задание.

Идея коалиции не мертва. В 1917 году коалиция была вызвана к жизни двумя весьма элементарными соображениями. Происшедшая революция — при условии здорового роста и развития своего — несет с собой осуществление политического раскрепощения — полной демократизации России, — и широ-

Стр. 300

кой социальной реформы. Но это не есть социалистическая революция. Так утверждали мы. Стало быть, и в дальнейшем, наряду с широкими трудовыми слоями народа, творческую, прогрессивную роль призваны играть и нетрудовые слои, так называемая «буржуазная демократия». В ее интересах как политическая трансформация, так и социальные преобразования, которые несет революция. Это во-первых. А во-вторых, наряду с этим, задачи построения нового здания российской государственности — огромны. Отсюда следует, что лишь объединяя все демократически настроенные «живые силы» страны — и социалистические, и несоциалистические — можно создать наиболее благоприятные условия для быстрого и успешного разрешения этих задач. К этим двум положениям, вытекавшим из самого характера русской революции, присоединилось еще одно, хотя исторически случайное, но чрезвычайно важное: война, которая требовала объединенного напряжения всех национальных усилий.

При повторении коалиции в 1918 году причины и соображения по существу были те же. Разница была, может быть, в еще большей их значимости. Ибо положение после почти года господства большевиков, после развала фронта и разорения страны стало еще более угрожающим.

Должен ли измениться теперь наш исторический прогноз ближайших судеб России после большевизма? Как будто нет. Силы, призванные созидать новую Россию, будут не только социалистическими, ибо не социалистический строй придет после свержения большевизма. А между тем, если задачи, стоявшие после мартовской революции 1917 года, можно было назвать гигантскими, то едва ли найдется на человеческом языке достаточно сильное слово, чтобы охарактеризовать ту громадность созидательной работы, которая предстоит в будущем объединенной демократической России. И сопряжение усилий всех добрых работников будет повелительно диктоваться во имя самых жизненных интересов народа и страны.

Но для третьей коалиции, если она в будущем осущест-

Стр. 301

вится, необходимо учесть опыт двух прошлых, кончившихся неудачей. Только устранив причины этих неудач можно пойти на коалицию и в третий раз.

Главная и основная причина, разрушившая первую коалицию, — большевистский переворот — была создана не коалицией и не зависела от того, что правительство носило коалиционный характер. В основе восстания лежало утомление войной и желание солдатских масс во что бы то ни стало окончить ее. Это желание было использовано большевиками против правительства. И оно было бы использовано против любого правительства — даже однородно социалистического, — так как и это правительство отстаивало бы необходимость продолжения оборонительной войны. Русская революция, вспыхнувшая после трех лет войны, на исходе сопротивляемости России, несла в себе слишком много сил разложения, распада, которые фатально повели к катастрофе.

Но силы коалиции оказались слабее, чем могли бы быть, отчасти все же и по некоторому внутреннему недостатку самой коалиции.

В то время часто приходилось слышать слова: «коалиция есть в правительстве; ее нет в стране». И это было правдой. Быть может, не всегда была она даже и в правительстве. Наряду с другими объяснениями этого, которые можно привести, надо указать одно. У разных групп существовало разное понимание динамики революции и разное отношение к ней. Не скажу, чтобы одни полагали, что революция кончена в первых числах марта, а другие делали ее перманентной. Нет: и первые думали, что должно быть осуществление, материализация, так сказать, тех завоеваний, которые в принципе сделаны были народом в марте; и вторые не продолжали революции ad infinitum. Но первые не могли проникнуться в достаточной мере мыслью, что революция требует непосредственных реализаций, что постоянное созидание — ее стихия. Они думали разграничить революцию на какие-то правовым образом формально обозначенные этапы: такие-то приобретения уже сделаны народом, а затем его дело —

Стр. 302

ждать дальнейшего от Учредительного собрания. Вторые понимали динамику революции именно, как постоянно во всех областях творимое новое право и новые достижения. И в этом были правы. Зато, может быть, неправильно определяли темп. Благодаря этому, часто без нужды создавались взаимное непонимание и раздражение. Это ослабляло коалицию. Она теряла власть над жизнью масс, и жизнь эта шла, руководимая лишь революционным инстинктом, не проверяемым государственным разумом, и, естественно, шла или склонна была идти дальше, чем нужно. И это использовали в своих целях большевики.

Но внешнее крушение первой коалиции 25 октября не разрушило ее внутренне, не вырыло пропасти между силами, ее составлявшими, не создало трагедии. Поэтому общественные силы — и социалистические, и несоциалистические — продолжали попытки совместного действия. Первой из них было создание так называемого Комитета спасения родины и революции, а последней — Государственное совещание в Уфе, создавшее Директорию — второй опыт коалиции в государственном масштабе.

И лишь разрушение этой второй попытки действительно положило начало трагическому расколу русской общественности.

Фактическая обстановка этой трагедии известна. Ее значение можно выразить немногими словами: те, кто был или думал, что был, по одну сторону баррикады, оказались на противоположных ее сторонах. И та часть — в данном случае несоциалистическая — которая была сильнее, стала бороться против своего вчерашнего союзника и дискредитировать его.

Главных причин такого крушения единого фронта — две. Во-первых, великое озлобление против того, что раньше вызывало энтузиазм, — против революции и ее социалистических носителей. После 25 октября постепенно, по мере накопления страданий и горечи, для большинства несоциалистических элементов вся революция окрасилась в большевистский цвет. И социалистические ее представители были

Стр. 303

вынесены вместе с большевиками за одни скобки. Во-вторых, социальная слабость в тот момент несоциалистических группировок, заставившая их искать контрфорс в чуждых им по существу элементах — военной реакции. Не приявшие революции, или, вернее, отринувшие ее психологически после большевизма, не имеющие широкой базы в народе, пошли искать ее в армии. Пытались сделать армию не орудием государства, а орудием партий и группировок. Создалась идеология военной диктатуры. Предполагалась возможность с ее помощью выявить и осуществить свою идеологию. Но мертвый схватил живого, и военная диктатура наложила свою печать и печать своих истинных спутников и вдохновителей — реакционных, отживших социальных группировок — и на пошедшие за нею политические образования, входившие раньше в коалицию. Два года длилось это положение. Два года левая демократическая общественность преследовалась при безмолвии или поощрении большинства вчерашних ее союзников, вынужденных после «а» говорить и «б». Два года рылась пропасть, и многое, что могло уцелеть, скомпрометировано.

Теперь совершается перелом. Мы меньше всего хотим умалять его значение. Наоборот, мы рады искренне приветствовать его. Ибо, чем полнее и глубже будет он, тем более обеспечено в будущем то максимальное соединение сил, которое так необходимо России. Но непременным условием этого соединения является изживание — до конца, до предела — всего того, что разделяло раньше. Необходима твердая платформа и уверенность в ее незыблемости. Необходимо осознание и другой стороной — левой демократией — искренности перелома и бесповоротности его. Необходимо психологическое превозможение бывшей трагедии, которую должны заслонить новые положительные политические факты и доказательства. Конечно, не место здесь развивать платформу в ее подробностях. Но из опыта прошлого в общих чертах ее можно наметить. Полное приятие мартовской революции с ее идеологией и ее завоеваниями и в области политической, и в области социальной. Сознание, что нет иных путей к освобо-

Стр. 304

ждению народа русского от тирании большевиков, как его самоосвобождение. Демократичными должны быть, таким образом, не только цели, не только формы, в которые будет выливаться борьба за эти цели, но и силы, борьбу ведущие. Нет места ни в какой мере и ни в какой момент не только реставрации политической — не может быть реставрации и социальных отношений. То, что должно прийти и в этой области, есть не реставрация, а реконструкция.

Если действительно разные силы хотят и могут стать на этот путь — благо России. И чем шире будет захват, чем скорее будут изжиты старые формулы, прежние способы действия и вызванная ими глубокая психология недоверия, тем лучше.

Но, помимо этой идейной, так сказать, стороны дела, есть другая — фактическая. Коалиция есть соединение сил, координация действий общественных слоев, партий. Она не есть сочетание лиц. Поэтому, ее непременной предпосылкой является организованное существование самих этих партийных сил, единство внутри их. Пока ни того, ни другого в наличии нет или, если и есть, то во всяком случае в весьма несовершенном виде. Необходима связь, более тесное общение со страной, необходим более точный учет настроений, существующих внутри нее. Нужна работа самоорганизация. В различных группах различно идет процесс этой самоорганизации. Но ни в одной он далеко не закончен. Необходимо, прежде всего, обратиться к этому и здесь, в этой области, приложить максимум усилий. В этом только залог успешного творчества в будущем. И, если здесь работа будет вестись в общем всей демократии направлении; если разные слои населения через разные каналы будут воспринимать изложение одного и того же пути к освобождению и возрождению и воспитываться на этом, — именно тогда и в таком случае сложится настоящий твердый фундамент будущей коалиции и будущего совместного действия.

Но, если коалиция для своего осуществления требует ряда благоприятных условий, которые еще нужно создать, или,

Стр. 305

вернее, создавать, требует процесса схождения тактически-политических линий; а пока преждевременна и неосуществима, то необходимо оставить как пока неосуществимую и идею национального центра. В самом деле, национальный центр может покоиться только на коалиции, вытечь из нее. Без этого он будет по составу случайным, произвольным. Он не будет иметь никакой, даже относительной, базы, представляя лишь сам себя. И рискует при таких условиях не завоевать влияния и значения ни в антибольшевистской России, ни за границей. Такие образования здесь уже создавались. И их бессилие быстро обнаруживалось. Примером этому может служить хотя бы так называемое политическое совещание, существовавшее в прошлом году.

И какие цели будет преследовать такой национальный центр или национальный комитет? Самое имя его предполагает нечто вроде представительства нации, некоторое средоточие всех национальных тенденций, полный охват национальных задач. Едва ли под силу это какому-либо объединению русских граждан за границей в данный момент, если бы это объединение создавалось даже и при более благоприятных условиях. А самым худшим было бы, если бы за звучным именем не стояло реальной силы и реальных возможностей. Нельзя без связи с Россией устроить какую-то полуправительствующую организацию.

Иной раз в этом случае указывают на пример Чехии или Польши. Чехи тоже образовали свой национальный комитет, и он тоже существовал и действовал первое время за границей. Это правда. Но нельзя забывать той разницы, которая существовала и в международном, и, главное, в национальном отношении между чешскими и русскими условиями. Чешский заграничный национальный комитет был тесно спаян со своими организациями внутри страны. Это во-первых. А во-вторых, задача, стоявшая перед ним, была яснее, проще, чем наша. Задача была общенациональна; она исчерпывалась борьбой за национальную независимость — борьбой, лежавшей, по существу, сполна в области международных отношений. Гражданской борьбой борьбу чехов можно было

Стр. З06

назвать лишь условно: постольку, поскольку они входили в единую Австро-Венгерскую монархию и до своего освобождения из-под ферулы Австрии вели борьбу с нею в границах одного государственного образования. Но в основе это была внешняя война за национальную самостоятельность.

Но если не коалиция и не национальный центр, то что же? Ибо создание если не представительства России, то во всяком случае представительства за Россию является не выдуманной политиками идеей, а реальной повелительной необходимостью. Не те или иные политические группировки случайно выдвинули это требование — его выдвинула жизнь. Россия все больше становится объектом международных воздействий и комбинаций, и нет никакого достаточно авторитетного русского голоса, который бы в меру сил и возможностей встал на ее защиту. Положение таково, что почти каждый российский гражданин обязуется, находясь здесь, хотя бы крикнуть громко свой протест и свою обиду. О, мы слишком долго жили за границей, чтобы не понимать и не чувствовать, что без реальной силы там, на родине, мы при всем желании не наложим своей воли на решение судеб России, «как на мягкий воск». Мы слишком хорошо усвоили, что, несмотря на все, и у нас дома, и здесь сила все еще выше права. России еще придется, вероятно, испытать оскорбительное состояние объекта: дома — «коммунистических» экспериментов, а на международной сцене — экспериментов империалистических.

И за всем тем, эта Россия, сбросив иго большевизма, когда-нибудь будет иметь право потребовать русскую общественность, оказавшуюся в этот тяжкий час за границей, к ответу: почему она молчала при виде всего этого, почему не встала на защиту жизненных интересов страны так, как могла и должна была. И ответ этот надо будет дать.

Итак, некоторое средоточие сил, некоторый орган нужны. Но, во-первых, пусть не из широковещательных обещаний и невыполнимых теперь задач исходит он. Ибо в таком случае он рискует, не исполнив всего, лишиться какого-либо авторитета. Пусть начнет с более скромного и по су-

Стр. 307

ществу соответствующего положения — не с представительства нации, а с защиты ее, заступничества за нее. И пусть, если суждено ему развиться и окрепнуть, добьется он признания и расширит свои задачи силой своего морального авторитета, вескостью выступлений, связью с антибольшевистской Россией, большим сочетанием с ее настроениями своих требований и действий. И, во-вторых, пусть самый принцип соединения будет иным. Если нельзя сейчас сочетать тех или иных политических сил как таковых, ибо нельзя еще и учесть всех их взаимоотношений, то надо дать формальный признак организации. И в самом этом признаке должны заключаться какие-то элементы, не столько дающие в данных условиях право, сколько возлагающие наибольший долг выступить на защиту новой России.

Поэтому, с точки зрения намечения именно формального признака, надо признать остроумным план бывших членов г. Думы и Совета, создавших свое объединение. Но им недостает другого элемента — и самого существенного. Кажется, П. Н. Милюков, цитируя чьи-то слова, сказал примерно так: руководить борьбой с большевиками может человек или люди, «безнадежно скомпрометировавшие себя связью с мартовской революцией». Mutatis mutandis можно сказать, что предстательствовать за новую Россию, выступать именно в ее, этой новой России, интересах с наибольшим и единственным авторитетом могут не представители институтов, упраздненных революцией, а иные — те, кто являются членами учреждения, рожденного революцией, бывшего высшим упованием демократии, — члены Учредительного собрания.

Конечно, совещание группы членов Учредительного собрания, к тому же, созванное на чужой земле, не может и не должно претендовать на положение публично-правового института. Но оно будет состоять из лиц, принадлежащих к различным политическим группировкам, и лица эти все намечены были всеобщим народным голосованием, почтены доверием революционного народа. Они входили в состав учреждения, не упраздненного народом, а разогнанного гру-

Стр. 308

бой силой тех, против кого борется демократическая Россия.

Если такое совещание выполнит — на первых порах, быть может, и скромные — возложенные на него задачи, оно послужит первым камнем в созидаемом здании. Пополняясь новыми членами, повторяясь периодически, совещание будет в состоянии в дальнейшем углубить свою работу. Оно может создать постоянный орган — свое бюро, действующее от совещания до совещания. Каковы будут функции этого бюро, определится, конечно, объемом тех задач, которые поставит и разрешит совещание. Несомненно, однако, что, если не мертворожденной окажется самая идея совещания, если ему суждено расти и развиваться, то будут расти и развиваться и функции самого бюро. Постепенно это совещание будет собирать вокруг себя все более широкие общественные силы, способствующие ему в его работе, приемлющие и усиливающие своим сотрудничеством его авторитет.

Быть может, такой план не удовлетворит нетерпеливых. Но история часто идет медленнее, чем хочется, и не властны мы ломать ее ход. Мы должны лишь направлять его сознательными усилиями. Кризис произошел, поворот намечается, говорили мы. Пусть будет он окончательным. Русская общественность — мы надеемся — идет к выздоровлению. Но врач, который, обрадовавшись благоприятному кризису, на другой день заставил бы своего пациента вести себя как здорового, погубил бы выздоравливающего и скомпрометировал бы себя.

Пусть созыв совещания членов Учредительного собрания — лишь первый шаг. Но ведь труден именно он. Не будем же брандами, провозглашающими «все или ничего», и направим нашу волю на то, чтобы этот шаг был удачным.

Николай Авксентьев.