Крайний Антон [Гиппиус З.Н.]. Парижская неразбериха // За свободу. 1927. 2 февраля. № 26 (2058). С. 2–3. [о журналах «Борьба за Россию» и «Версты»]

 

 

Антон Крайний

Парижская неразбериха

 

Объединение, разделения, «всякая власть», Чингисхан, православие, Мельгунов, Милюков, Карташов, Бердяев и т.д. и т.д. …

Не скоро тут добьешься порядка в собственных мыслях, хотя бы самого примитивного. Вернулся в Париж, после недолгого отсутствия, и два месяца присматривался, пока начал понимать, в чем дело. Что сейчас наиболее волнует нашу эмигрантскую интеллигенцию «в общем и целом», выражаясь по-советски?

Но я шутить не хочу; не все эти волнения уж такие пустые.

Начну с конца, с «Борьбы за Россию». Идея журнала для России — прекрасная идея, и никто против нее не возражает. Но ее данное воплощение подлежит, на мой взгляд, самой суровой критике, и не с одной, а со многих сторон.

Прежде всего — кого имеет в виду «Борьба за Россию?» Не «массы», конечно. Не новую, нэпмановскую, интеллигенцию. Остатки старой? Допустим, что их, а также разные промежуточные слои полуинтеллигентов, полунейтральной молодежи и т.д. Увы, содержание журнала никого не заинтересует. Длинные, пафотические, скверно написанные статьи Карташева, его собственные рассуждения о России и большевиках, привычные проклятия Бурцева или призывы к непримиримости «вообще», — кому бы это могло в России пригодиться? Кого на что подвигнуть? Старые интеллигенты, если они до сих пор не перешли на сторону советской власти, и так непримиримы; молодых нейтралов это просто не заинтересует. Свободный журнал для России — должен быть сейчас журналом информационным; или нет правды о России, которой «там» — не знают? Очень ее много (я говорю о фактической), и вот она, действительно, могла бы кое-что сделать. Ведь даже старое «Освобождение» давало эти сведения, не брезгуя подчас анекдотом. Но редакторы «Борьбы за Россию» не смиренны и не деловиты: они даже не покорились «новой» безграмотной орфографии, а делать дело — так на это смотреть нечего.

Я совершенно не сочувствую горячности, с которой «Последние новости» обрушились на журнал, вернее на «объединение» Мельгунова с Карташевым. Не сочувствую уж потому, что не понимаю. Да что нового случилось? Журнал «зовет к непримиримости» (1-ая фраза 1-го №). Ничего дальнейшего он «не предрешает».

Так ведь и раньше, до журнала, Мельгунов и Карташев были уже объединены… непримиримостью. Беру на себя смелость утверждать (если не последует, паче чаяния, протеста), что этой непримиримостью к большевикам «объединен» с Карташевым и проч. — сам П.Н. Милюков. Даже, — основываюсь тут на многих прямых заявлениях «Последних новостей», — соединены они одинаково революционным отношением к большевикам. А, повторяю, «дальнейшего журнал не предрешает». Так в чем же дело?

Другой вопрос — и другой разговор, — можно ли, практично ли, деловито ли, расчетливо ли в данный момент объединяться на одной голой «непримиримости» — и чтобы ни звука дальше? Вести, из России идущие, ставят это под сомнение. Им, российским, уж как будто этого и мало. Я мог бы здесь остановиться для пояснений, но — примеры в другой раз. Вернемся к «объединениям».

Мне сказал недавно один страстный поборник всяческого «объединения».

— Знаете? О большевиках, действительно, нечего больше «говорить», все переговорено. О них можно только «сказать»: большевики — сидят. Как верно! Я желал бы знать, кто будет против? И если взять это лозунгом — какое широкое объединение!

О, конечно, это не объединение под знаменем «непримиримости», но… для борьбы за Россию последнего знамени сейчас уже мало. И объединение под ним — не то что не настоящее, а непрочное, грозящее привести к вящим разделениям. Да они уже и намечаются. Меня, впрочем, это не пугает, ибо я думаю, что пока процесс дифференциации не закончен — усилия «соединить» элементы ни к чему не приводят, только к «смешениям» и к задержке процесса. Лучше уж ему помогать. Тут я теоретически согласен с «Последними новостями».

Я был бы с ними гораздо более согласен, если бы все свои теории газета проводила линиями крепкими, твердыми, без отступлений и выступлений, определила бы иерархию врагов, — если позволено так выразиться. Тогда бы можно было спокойно рассуждать о дальнейшем. Когда Арцыбашев говорит ясно и прямо: «всякая власть лучше большевиков» — это уже нечто, это начало создания такой иерархии. Но только необходимое начало: в действии приходится лестницу иерархии удлинять, хотя бы для того, чтобы сохранить время и уметь различать, который враг ближе стоит к врагу главному, который дальше, который сейчас опаснее, которым можно не заниматься пока.

Например, марковцев, столько крови портящих у Милюкова, просто надо бы на время со счета сбросить. И Арцыбашеву нет никакой нужды клясться, что он готов предпочесть марковцев большевикам. Я, может быть, и крокодила им предпочту, да что мне писать о крокодиле? Не предвижу его сейчас. Никто мечтой ни крокодильей, ни Марковской в данную минуту не заражается. И это позволяет нам посмотреть в другую сторону.

Духовная зараза существует, и лишь на ней, на этом факте, я и хочу остановиться. Это — евразийство. Желающих всесторонне изучать его — отсылаю к сборникам, программам и т.д. с думающими, что «евразийская власть» еще менее марковской реализуема — спорить не буду. Споры тут бесконечны. Но я говорю о духовной заразе, которая сама по себе есть реальность. По моим непосредственным сведениям евразийство имеет отклик в России. Для того, кто хоть малейшее о евразийстве имеет понятие — заразительность его легко объяснима. Один видит в евразийстве ответ на свои религиозные чувства (православие), другой — радуется волевому пафосу евразийцев, «новому», «пореволюционному»; третьему нравится обещание «сильной власти» и скрытый (о, не Марковский, похуже!) «мистический монархизм» этих идей. И уже все решительно пленены безмерным национализмом евразийства, — ведь у всех решительно национальное чувство болезненно, ранено, оскорблено.

Оттого справа до лева (крепколобых марковцев исключая, пожалуй) у каждого есть «что-то» к евразийцам, вплоть до эсеров. «Современные записки», например: не говорю о Степуне, но и в Рудневе, отлично понимающем аналогию евразийства с большевизмом*, есть к первому неуловимое, быть может невольное, благоволение, снисходительная осторожность. Милюков, называющий евразийцев — «врагами», все-таки определил бы чью-нибудь к ним «непримиримость» как «лубочную» (я предполагаю).

За всеми вышеперечисленными соблазнами, — где тут еще видеть, разбирать, судить, как хотят бороться евразийцы с большевиками, революционно или не революционно? Наконец, если, по Арцыбашеву, «всякая власть» лучше большевистской, то не мелочь ли — способы приятия от большевиков власти? Логично ли протестовать если евразийство думает добиться своего, «ote toi de la que je my mette» — «особо-действительным» способом, т.е. влитием и переваркой большевизма в евразизм — добиться замены вывески «СССР» — «Евразия»?

Печально-известный журнал «Версты» начинает играть роль моста между эмиграцией, втягивающейся в соблазн евразийства и большевиками (к еще упорствующей эмиграции журнал беспощаден). Фактически: сотрудникам «Верст» широко открыты двери во все другие эмигрантские издания, не исключая «Современные записки»**. Некоторые сотрудники, печатаясь в обоих журналах, читают лекции на богословских курсах. Редактор религиозно-философского журнала «Путь» с горячим участием относится к «Верстам», считает евразийство единственной действенной группой во всей эмиграции. Впрочем, увлечено евразийством большинство «Христианской молодежи»; один из редакторов YMCA уже читает курс в «Евразийском семинаре».

Я пока не делаю выводов, я только сообщаю факты или явления, в которых предлагаю разобраться, или хоть обратить на них внимание. И подчеркиваю: это не сменовеховство, и самый горячий православный юноша, с упоением слушающий Карсавина, отнюдь не помышляет «отдаться на волю победителя» поклониться праху Ленина или что-нибудь вроде этого. Так же, как профессор, пишущий в каждом № «Верст» и читающий лекции в Сергиевском Подворьи. Так же, как Бердяев, горой стоящий за «Версты», Святополка, Осоргина, Сувчинского, и уничтожающий болтливую «непримиримую» эмиграцию. Нет, здесь другое. С «ультрафиолетовостью» тут не подойдешь. Я надеюсь, что М.П. Арцыбашев и для этих явлений, на мой взгляд достойных исследования, найдет какие-нибудь новые лучи.

 

Париж

 

———

* См. статью Руднева в последней книжке «С.З.».

** В последней книжке даже напечатано протестующее письмо редакции «Верст» и письмо Лурье, где, между прочим, есть такая фраза: «в коммунистической партии я никогда не состоял». Напечатан, несмотря на то что всем, а редакторам «С.З.» документально, известно, что это неправда.