Марк Вишняк. На родине: Национальный большевизм и единство России

Марк Вишняк. На родине: Национальный большевизм и единство России

Вишняк М.В. На родине: Национальный большевизм и единство России / Марк Вишняк. // Современные записки. 1921. Кн. VI. С. 253–283. – Содерж.: Время как политический фактор. Немедленная мировая революция и временная передышка. – Две фирмы: «Коминтерн» и «Совнарком». – I. Национальный принцип и большевистская фразеология. – Большевистская практика и единство России. – «Удержание советской власти» как начало и конец самоопределения народов. – II. Народы России и мартовская революция. – «Последняя связь». – Порабощение России и освобождение окраинных народов. – От «фанатиков Востока» к «империалистам Запада». – III. Балканизаторы. – Щит Британии. – Экспансия Японии. – Бескорыстие Франции. – Прага и Вашингтон. – IV. Новые ноты. – Кавказский Союз и балтийское объединение. – Децентрализация и федерация. – Расчленение сверху и объединение снизу. – Пограничные столбы и форма правления. – Большевизм как отрицание свободы, единства и величия России.




Стр. 253



На Родине.

(«Национальный большевизм» и единство России).



Время как политический фактор. — Немедленная мировая революция и временная передышка. — Две фирмы: «Коминтерн» и «Совнарком». — I. Национальный принцип и большевистская фразеология. — Большевистская практика и единство России. — «Удержание советской власти» как начало и конец самоопределения народов. — II. Народы России и мартовская революция. — «Последняя связь». — Порабощение России и освобождение окраинных народов. — От «фанатиков Востока» к «империалистам Запада». — III. Балканизаторы. — Щит Британии. — Экспансия Японии. — Бескорыстие Франции. — Прага и Вашингтон. — IV. Новые ноты. — Кавказский Союз и балтийское объединение. — Децентрализация и федерация. — Расчленение сверху и объединение снизу. — Пограничные столбы и форма правления. — Большевизм как отрицание свободы, единства и величия России.



________________



Время — не только «форма» нашего сознания. Оно и реальный фактор психологии, индивидуальной и социальной. Течение времени превращает факты в право и, наоборот, отнимает у ряда актов их правовую значимость. Признак времени оказывает определяющее влияние на политические программы и социальные требования. Так, лозунги, с которыми пришли к власти большевики, по своему содержанию были заимствованы у противников большевиков. Но к этим лозунгам был прибавлен временной признак: н е м е д л е н н ы й мир, н е м е д л е н н о е Учредительное Собрание, немедленная социализация. Правда, большевики вскоре отказались от первоначальных лозунгов. Но это не изменило существа дела. Программа и тактика, партийная психология и «философия истории» продолжали по-прежнему определяться временем, опираться на возможность, необходимость и неизбежность н е м е д л е н н о й социаль-



Стр. 254



ной революции как результата мировой войны, «минировавшей» капиталистический строй.

Поскольку расчетам большевиков не суждено было оправдаться, с каждым лишним днем время не только ослабляло напряженность их эсхатологических чаяний близкого конца капитализма, не только подрывало уверенность в правильности занятой ими позиции; оно фатально превращало первоначальное средство в цель, а цель низводило до уровня средства. Первоначально провиденциальная роль России определялась тем, что она должна была служить детонатором мировой революции; должна была напрячь все свои силы и возможности к тому, чтобы ускорить, облегчить и вызвать международный взрыв. Теперь, после того, когда чаемое и желаемое решительно отказалось воплотиться в сущее, а силы оказались на исходе, — простое самосохранение советской власти сделалось самодовлеющей целью. Если раньше прорыв в Европу, договоры и концессии преследовали в н е ш н и е цели — соблазнить и разложить других, врагов, капиталистические государства, — то теперь тем же концессиям и договорам придается совсем иное назначение: спасти в н у т р е н н е е положение самой советской власти. На последнем съезде коммунистического Интернационала в Москве один из докладчиков отмечал, что советская Россия заинтересована не только в помощи капиталистической Европы — она заинтересована в успокоении европейского общественного мнения (относительно агрессивных намерений большевизма) и в развитии тамошнего капиталистического производства. Ради своего самосохранения большевистской власти приходится не только поступаться немедленной революцией и немедленным социализмом — ей приходится приветствовать экономическое восстановление врагов.

«Совнарком» вступает в столкновение с «Коминтерном». Они конкурируют не только лично и организационно, но и политически. Агенты «Коминтерна» справедливо жалуются:



«В то время как тактика советского правительства всеми средствами стремится добиться компромиссного соглашения с западным капиталом, наши задачи, задачи коммунистического Интернационала, который ни при каких обстоятельствах не может и не должен идти на компромисс с капиталом, являются диаметрально противоположными задачам советского правительства. Нельзя вести переговоры с капиталистами и одновременно исполнять задачи, налагаемые на них центральным комитетом III Интернационала и партией. Сейчас насту-



Стр. 255



пил момент, когда западноевропейский секретариат должен окончательно порвать всякие сношения с официальным представительством советской России, чтобы этим развязать руки и себе, и представительству». (Центральное бюро западноевропейского секретариата пропаганды, № 57 от 14 IV. 1921.)



«Коминтерн» ставит на то, чтобы «всеми силами возбуждать антагонизм буржуазии разных стран, обостряя их соперничество и их аппетиты» — как выразился Троцкий на последнем конгрессе; на то, что «капиталистические державы передерутся между собою» (Инструкция РСФСР № 723); на обострение отношений между Германией и Антантой; на войну Америки с Японией. «Совнарком» же — устами комиссара по иностранным делам Чичерина — вынужден лицемерно хвастать тем, что «мы нашим влиянием помешали вспыхнуть коммунистической революции в Персии», что только «благодаря нашей осторожности пороховой погреб, который представляет собой Малая и Средняя Азии, еще не взорвался». (Интервью в «The Daily Telegraph».) А представитель «Совнаркома» в Лондоне — тот даже с некоторым раздражением на непонятливость своих контрагентов замечает, что надо же уметь различать советскую власть и Третий интернационал: Третий интернационал — «частное учреждение, ничего общего не имеющее с советским правительством»...

Можно оспаривать, чтобы оба почтенных «учреждения» не имели между собою «ничего общего». Со всеми основаниями можно утверждать, что это одна и та же «компания», лишь под разными фирмами ведущая свои операции. Это не колеблет, однако, самого факта существования двух учреждений, двух фирм, преследующих для внешнего мира разные интересы и разные цели. «Коминтерн» продолжает стремиться к развитию мировой социальной революции. «Совнарком» стремится сохранить советскую власть хотя бы в России. У первого задачи интернациональные. Второй вынужден сосредоточиться на задачах местных, национальных.

Не в первый раз переводит большевизм свое «дело» на чужое имя. Учитывая конъюнктуру, внешнюю и внутреннюю, большевизм пользовался и раньше защитным, национальным цветом. И этот маскарад настолько бывал удачен, что не только бездарные Устряловы начинали славить «красный империализм», усматривая в них выявление «русского великодержавия». Можно припомнить, как в момент, когда большевики совсем уже приготовились крикнуть: «ура, Варшава наша!», известный политик и блестящий ученый,



Стр. 256



ныне вошедший в состав бурцевского «Национального Комитета», писал: 



«После трех лет отсутствия... она (Россия) появляется вновь. Пусть она появляется в облачении, нам ненавистном своей мерзостью и фальшью... Но и в нем в мир снова появляется Россия. Россия разгромила поляков, и перед Россией Европа спешит повиниться»...



Всякое бывало... Но никогда еще не бывало, чтобы вопрос о национальных задачах большевизма ставился в условиях мирного времени, для осуществления внутренних русских целей. Никогда еще не бывало, чтобы так разительно интересы одной большевистской «фирмы» официально противопоставлялись интересам другой.

И естественно, что, когда это случилось, вновь возникла мысль о том, что большевики, в сущности, стихийно, вопреки своей воле, но творят «нужное для русского народа дело, и что вместо большевиков-интернационалистов мы имеем в действительности н а ц и о н а л - б о л ь ш е в и к о в . Такой авторитет по национализму и «белому движению» как П. Струве признал новейший «национал-большевизм» «наиболее интересной попыткой внутренне, идеологически преодолеть социальный и государственный кризис, переживаемый Россией, отметая все белое движение» («Руль», № 191, от 6. VII). П. Струве напрасно только ограничил «интерес» этой попытки идеалистическими рамками. Ее практически оценили и те, кто отнюдь не «отметает» белое движение, а лишь откладывает его, следуя мудрому совету А. В. Кривошеина, преподанному еще в Крыму: «лучше на пять лет позднее, чем на 5 минут раньше»... Совет Кривошеина касался сроков восстановления в России монархии. Монархисты же в Рейхенгале применили его к срокам низвержения большевизма. По проникшим в печать сведениям, монархисты решили временно прекратить борьбу против большевиков на том основании, что большевики, во первых, дискредитируют демократию и способствуют росту правых настроений в населении и, во вторых, выполняют «грязную работу по покорению окраинных государств». Монархисты рекомендуют вступать в красную армию и в советские учреждения для предупреждения восстаний против большевиков до того времени, когда, «народ окончательно устанет»...

«Государственно мыслящие» монархисты, не надеясь на себя, уповают на большевиков, спекулируют на том, что большевики вызовут рост симпатий к монархистам. Совершенно естественно, что они возлагают именно на большевиков, усвоивших худшие приемы деспотического империализ-



Стр. 257



ма, свои надежды и по объединению России... Но немонархистам достаточно сопоставить большевистское отношение к началу самоопределения народов или национальному принципу с отношением к большевистской политике народов России, чтобы сделать свой вывод, неоспоримый и категорический.

К объединению России — этой основной задаче русского национального дела, от разрешения которой зависят все другие, — можно идти разными дорогами. История пореволюционной России наглядно показывает, что к нему нельзя идти лишь путями, ведущими к большевизму или идущими от него. 



I.



Начало свободного самоопределения народов, зажегшее своим пламенем сердца людей и народов и легшее впоследствии в основу знаменитых 14 пунктов Вильсона, было возвещено миру в грозе и буре мартовской революции.

Когда революция была на своем подъеме, было очевидно, что свобода и демократия могут утвердиться в России только при условии сочувствия и активного к тому содействию со стороны всех народов и областей, в своей совокупности составляющих Россию. Казалось самоочевидным, что пореволюционная Россия сумеет сохранить свою мощь и границы только при свободном объединении народов и областей, образующих государственное целое.

В течение всего первого, неомраченного периода русской революции эта точка зрения была обща сознанию подавляющего большинства российской демократии. Все народы понимали, что свобода каждого из них связана общим неразрывным узлом со свободой и судьбами целого России. Все сознавали, что самая б е з у с л о в н о с т ь принципа свободного самоопределения предполагает в с е о б щ н о с т ь его применения и в нем находит свой предел. В один из многих острых моментов революции, когда демократии, подхлестываемой безудержной демагогией возраставшего большевизма, особенно трудно было удержать принципиальную четкость своих взглядов, 20 июня на Первом съезде Советов рабочих и солдатских депутатов предложено было Временному Правительству издать декларацию «о признании за всеми народами права самоопределения вплоть до отделения, осуществляемого путем соглашения во всенародном Учре-



Стр. 258



дительном собрании». И в этот острый момент демократия, организованная в Советы, сумела все-таки провести различие между провозглашением принципа или права — quoad jus — и его практическим применением — quoad exercitium. Свою собственную положительную программу она тогда же намечала весьма скромно: «для обеспечения прав национальностей свободной России революционная демократия будет добиваться в Учредительном cобрании широкой политической автономии для областей, отличающихся этнографическими или социально-экономическими особенностями, с обеспечением прав национальных основными законами путем создания представительных органов местного и общественного характера».

Большевизм пытался использовать принцип самоопределения народов в качестве ловушки для своих политических противников. Он доводил «право самоопределения вплоть до отделения» до признания права на немедленное осуществление отделения от России в порядке одностороннего акта. Однако практических последствий этот лозунг не имел, потому что не имелось тогда в России субъекта, у которого он встретил бы успех. Если исключить Польшу и Финляндию, не было тогда в России народа и территории, которые, входя в систему российской пореволюционной государственности, стремились бы из нее выйти.

Такое стремление возникло значительно позднее и не в результате увлечения большевистской идеологией, а в результате отталкивания от большевистской практики. Когда большевики агитировали в пользу отделения от России, — народы тянулись к России. Когда же большевики стали огнем и мечом разрушать Россию, расположенные на ее окраинах народы, спасаясь от советской власти, утвердившейся в Москве, стали отталкиваться и от Москвы, и от России.

Сменяя друг друга, оба процесса шли параллельно в противоположных направлениях.

Отношение большевиков к проблеме единства России было и остается таким же, каким было и остается их отношение к другим задачам русской революции. Национальная свобода для них была и есть простое средство для достижения специальных целей. Поэтому, когда они были в оппозиции, они всячески развязывали центробежные силы революции и боролись с силами центростремительными. Когда же они пришли к власти, они цинично надругались в числе других и над требованием национальной свободы, которое вместе с аналогичными лозунгами снискало для них популярность в определенных слоях населения.



Стр. 259



Через несколько дней после разгона Учредительного собрания и окончательного утверждения большевистской власти народный комиссар по национальным делам, бессменно состоящий в этой должности, Сталин-Джугашвили, на Съезде советов 14 января 1918 г. уже заявлял:



«Необходимо ограничить принцип свободного самоопределения народов предоставлением этого права трудящимся и отказывая в нем буржуазии. Принцип свободного самоопределения должен быть средством борьбы за социализм».



И Съезд согласился с этой точкой зрения. Официальный орган большевиков диалектически доказывал:



«Национальное движение на Украине и в Финляндии в период правительства Керенского, хотя и было буржуазным, было, однако, «фактором прогресса»; с приходом же к власти большевиков оно сделалось «фактором реакции».



Более подробно и «принципиально» было установлено взаимоотношение между коммунистической властью и правом на самоопределение народов на 8-м Съезде коммунистической партии в марте 1919 года. «Левый» Бухарин «принципиально» обосновывал политическое отношение к праву на самоопределение народов:



«Если для колоний, для готтентотов, бушменов, негров, индусов и прочих мы выставим лозунг: право на самоопределение, мы ничего от этого не проиграем. Напротив, мы выиграем, потому что национальный комплекс в целом будет вредить чужеземному империализму, и его борьба войдет в общую систему борьбы против империалистического режима. Самое яркое националистическое движение, напр., движение индусов объективно льет воду на нашу мельницу, потому что способствует разрушению английского империализма».



Не менее «принципиален» был и «правый» Рязанов, доказывавший, что



«нельзя безнаказанно кричать об отмене лозунга «право нации на самоопределение» при советской власти именно теперь, когда спасение этой советской власти заключается как раз в том, чтобы натравить как можно больше угнетенных наций на империалистических волков».



На этом же съезде глава Третьего интернационала Зиновьев формулировал отношение большевиков к тому федеративному началу, которое до сих пор красуется на фронтоне «Российской Социалистической Ф е д е р а т и в н о й Советской Республики».



Стр. 260



«Мы всегда боролись против федерализма в партийной организации. Мы —сторонники централизма... Не нужно быть пророком, чтобы предвидеть, что федерация государств уступит место пролетарскому стремлению к единству. На этом основании мы — сторонники централизованной партии». 



Съезд послушно вотировал:



«Комитеты украинских, латышских, литовских коммунистов должны быть всецело подчинены Центральному Комитету российской коммунистической партии».



Более широкую известность и почти всемирное применение эта точка зрения получила в связи с ростом Третьего интернационала и предъявлением ультимативных условий коммунистическим партиям, домогавшимся доступа в Московский интернационал. И в своей практической, агитационной деятельности большевистские агенты исходят от того же понимания: стремление к национальной свободе самой историей предназначено служить удобрением для коммунистической культуры. На бременском съезде заведующих коммунистической пропагандой в Европе и Азии в декабре 1920 г. докладчик о положении пропаганды на Востоке Элиава между прочим говорил:



«Конечно, Москва и мы понимаем, что магометане Туркестана не доросли еще до социализма. Но мы думали и знали, что, если они внешне примкнут к большевизму, они послужат мостом, через который советская власть проберется в соседние восточные страны и таким образом создаст затруднения Антанте, и особенно Англии... Для этого пришлось прибегнуть к тактике компромиссов, чтобы выиграть время и образовать кадры послушных, убежденных и преданных советской власти пропагандистов из молодых сартов, туркмен и текинцев... Мы поблагодарили Англию за то, что она загнала в наши объятия турецких националистов, хотя мы знали и знаем, что турецкие политиканы присоединились к нам лишь из тактических соображений...

Осенью 1920 г. — торжествующе закончил докладчик — весь Кавказ стал красным за исключением маленьких желтых оазисов — Армении и Грузии, где еще продолжают держаться социал-предатели».



С того времени и оба «желтых» оазиса были превращены большевистским оружием в «красные» и приобщены к советскому раю...

Призывы Радека и Зиновьева к «священной войне» Востока против Европы; формальный союз коммунизма с истребителем армян Энвер-пашой, назначенным командовать советской армией; «безусловное уважение к обычаям пле-



Стр. 261



мен, как бы они ни противоречили взглядам коммунизма», — как гласит «инструкция агентам азиатского фронта», составленная в Москве Лагорио при помощи Маджабекова, Раматаран-Рана и Тер-Армишана, — все это меры одного порядка. Все они вдохновляются директивой, подчеркнутой недавно Лениным в его письме к «товарищам коммунистам Азербейджана, Грузии, Армении, Дагестана и Горской республики»:



«Как ни важен принципиальный мир между рабочими и крестьянами национальностей Кавказа, а еще несравненно важнее удержать и развить советскую власть как переход к социализму» (14. IV. 1921).



Если откинуть фиоритуру — «переход к социализму», — теперь уже и слепцы прозревают, к чему «переходит» советская власть, — Ленин правдиво изображает смысл большевистской политики: всего важнее, «несравненно важнее» сохранить советскую власть. Это — превыше всего, этому подчинены все другие цели и средства.

Внутри своей «федеративной» и «социалистической» республики большевистская власть создала д в а д ц а т ь якобы автономных советских государств. Наряду с украинской, белорусской, башкирской, татарской, киргизской, туркестанской, азербайджанской, армянской, грузинской, дагестанской, горской (с выделением «самостоятельных» Владикавказа и Грозного), бухарской, хоразмисской (хивинской) и зырянской с о ц и а л и с т и ч е с к и м и р е с п у б л и к а м и образован ряд т р у д о в ы х о б л а с т е й : чувашская, карельская, марийская (черемисская), вотякская, калмыкская и особая коммуна области немцев Поволжья с «Марксштадтом» (в Самарской губернии) как центром. Предстоит еще раскроить Сибирь, где, не считая «буфера» — Дальневосточной Республики, — намечаются Южный район (Алаш-Ардынский), омский (казачий) и восточный, от Тайги до Байкала. Проектируется переименование и казачьих образований — Дона, Кубани и Терека — не то в социалистические республики, не то в трудовые области.

Чтобы иллюстрировать содержание автономии, которая такой щедрой рукой роздана почти всем народам и областям России, достаточно указать судьбу, которая постигла наиболее значительную из всех советских «социалистических республик», — Украину. Украина никогда не пользовалась самостоятельностью и независимостью от московской власти. Но несколько месяцев тому назад и формально были упразднены особые украинские комиссариаты военный,



Стр. 262



морской, для внешней торговли, путей сообщения, почт и телеграфов и даже для народного хозяйства, финансов и труда... Короче, конечно, было бы перечислить те украинские комиссариаты, которые еще остались...

Тем же подчинением интересам сохранения советской власти отмечено отношение большевиков и к народам, выделившимся из пределов «социалистического отечества». Если Черное море уже сделалось Красным, по декламации Троцкого, а Балтийское еще счастливо избегает этой участи, — то это различие диктуется отнюдь не различным отношением советской власти к балтийским и черноморским «собакам Антанты», по изящному выражению «ответственного руководителя комитета действия и пропаганды народов Востока» Вельтмана-Павловича, а различными интересами советской власти там и тут:



«Окраинные республики нужны России как свободные гавани. Введение в них советского строя создаст для советской России колоссальные затруднения и, может быть, даже невозможность завязать торговые сношения с Западной Европой».



Так заявлял «полномочный Представитель РСФСР» в одном из прибалтийских государств. Конечно, это заявление ни в малой мере не обязательно для агентов «Коминтерна» или других «полномочных представителей» того же «Совнаркома» не в Прибалтике, а на Кавказе. Там можно подтолкнуть азербайджанских татар помочь освобождению армянского народа для того, чтобы впоследствии «освобожденные от дашнакского правительства» армяне помогли такой же автоэмансипации грузин. Между «тут» и «там» наиболее существенная разница, может быть, лишь во времени... Меч Дамокла повис и над балтийскими народами. Изо дня в день большевистская печать поучительно напоминает «государственным мужам» Эстонии и Латвии о «примере Грузии» и советской Немезиде...

Ценою Брест-Литовского мира большевики пришли и укрепились во власти. Выдавая себя за власть, признанную народами России, они создали благоприятную обстановку для расхищения и расчленения России иностранными державами. Они дали формальное основание требовать исполнения по договорам, заключенным «российской властью» за счет окраинных территорий. Турция и по сей день не оставила своих претензий на уступленные ей большевиками Ардаган и Карс. Землей и свободой России откупались и продолжают откупаться большевики во всех случаях, когда этим до-



Стр. 263



стигалось сохранение в их руках власти. Золотым запасом и значительной частью Псковского и Нарвского уездов уплатили они Эстонии за то, что она рискнула в законном стремлении уберечься от завоевателя, заключить с большевистской властью, как равная с равной, дерптское соглашение. За неудачи своих зарвавшихся под Варшавой вахмистров и генералов большевики так же щедро, не справляясь с волей местного населения, расплатились 100 тыс. квадр. верст с 4 ½ миллионным населением, отошедшими к Польше по Рижскому миру...

По духу и разуму большевизма как доктрины и по бесчисленным проявлениям большевистской практики с неопровержимостью можно заключить, что право свободного самоопределения народов никогда не было для большевистской власти самоценностью, всегда было лишь орудием для других целей. Иногда им пользовались как рычагом для того, чтобы поднять движение против врагов большевизма. Иногда к нему прибегали как преграде или плотине, чтобы сдержать рост возмущения против большевизма. И в тех, и в других случаях это орудие в руках большевиков одинаково обращалось и против России, и против тех народов, к самоопределению которых взывали большевики. Победы большевизма не только не приближали человечество к международной солидарности трудящихся всех стран, о которой возвещали трубадуры коммунистической власти. Они многомильными шагами отделяли Россию и ее народы от пользования элементарными благами национальной свободы.

Жорес как-то сказал: «un peu d`internationalisme éloigne du patriotisme, beaucoup d`internationalisme y ramène». Немного интернационализма отдаляет от патриотизма; много интернационализма — к нему приводит. Может быть, потому и были обречены большевики вредить делу интернационального объединения трудящихся, что они были стихийно враждебны всякому патриотизму и национализму. Действительно, как достичь каких-либо сверх- или межнациональных целей, придти к тому или иному Интернационалу, если упразднить свободную самодеятельность « н а ц и о н а л о в » ...



II.



Мартовская революция была встречена единодушным ликованием всех народов России. Представители разных



Стр. 264



национальностей активно вложились в строительство новой жизни — своей, местной, и общественной, всероссийской. Даже наиболее нетерпеливые и крайние, ставившие свою национальную свободу превыше всякой иной или чьей-либо другой, не шли в своих домогательствах дальше немедленного осуществления, в общем, весьма скромных реформ.

До последнего Государственного Совещания в Москве, в половине августа 1917 года, когда в последний раз публично выявились единство и солидарность российской демократии, согласно звучали голоса представителей всех народов России. Один за другим выходили представители отдельных национальностей на трибуну и, присоединяясь к общей декларации, оглашенной Н. С. Чхеидзе, прибавляли: 

А. И. Чхенкели, что 



«грузины солидарны с русским народом и другими национальностями, населяющими нашу родину. Больше нет инородцев — есть единый русский народ». (Аплодисменты всего зала). Мы и прежде смотрели на Россию, как на свое отечество»...



А. Пийп, что



«Стремясь разрешить национальный вопрос, мы не стремились к сепаратизму, не изменили России и ее демократии. Автономная Эстония должна через Учредительное Собрание составить одну из частей единого российского государства. Немедленно должна быть провозглашена «свобода языка в школе, суде и органах управления».



А. С. Бабов от армянской социал-демократической организации «Гнчак», — 



«Пусть русский народ помнит, что там, за хребтом Кавказских гор, он имеет верных сынов в лице армянской демократии, проливающей вместе с ним кровь для спасения общей родины — великой России».



Янушкевич, что



«литовцы будут добиваться на Учредительном Собрании воссоздания всех частей Литвы».



И т. д. в том же смысле высказывались представители других национальностей: латышей, мусульман Кавказа, евреев.

Почти на закате мартовской революции, в сентябре, собравшиеся на съезд в Киеве представители грузин, татар, литовцев, евреев, латышей, украинцев и казаков под председательством проф. М. С. Грушевского, так формулировали свои требования:



Стр. 265



«Россия должна стать демократической федеративной республикой; при Временном Правительстве должен быть образован совет из представителей национальностей; в состав российской делегации на будущей Конференции Мира должны быть включены представители национальностей, которых непосредственно касаются вопросы, подлежащие решению Конференции; русская армия должна быть реорганизована по национальному признаку. Наконец, необходимо созвать национальные законодательные собрания для определения взаимоотношений между членами федерации и центральными органами».



Даже в первое время после большевистского переворота связь окраинных народов с Россией не порывалась, а, наоборот, ощущалась иногда острее прежнего. В изданном украинцами 20/7 ноября 1917 г. так называемом Третьем Универсале можно прочесть:



«Центральная Украинская Рада волею народа и для установления порядка в нашей стране, равно как для спасения всей России, заявляет: отныне Украина будет народной республикой. Не отделяясь от российской республики, а сохраняя ее единство, мы укрепимся на нашей национальной территории для того, чтобы оказать посильную помощь остальной России и способствовать превращению российской республики в федерацию свободных и равных народов».



Тогда же вождь грузинской демократии Ной Жордания говорил в Тифлисе:



«Присоединение Грузии к России не было случайным эпизодом или результатом чьих-либо желаний. Оно было для нас исторической необходимостью. С тех пор, в течение всего девятнадцатого века, грузинский народ испытал много разочарований, много страданий, но никогда ни одна грузинская политическая партия не высказывалась за отделение от России. Мы хотели оставаться верными ориентации на Россию. Мы очень хорошо знали, что отделение от России означало бы для нас возвращение под иго Востока... Армяне следуют той же ориентации, и экономические интересы татар побуждают их держаться того же политического курса... Таким образом, интересы всех народов Закавказья требуют восстановления центральной государственной власти в России».



Можно привести мало кому известный факт и из личного опыта. После выборов во Всероссийское Учредительное собрание фракцией социалистов-революционеров образована была, в числе других, и Комиссия по основным законам и государственному переустройству. В ней принимали участие депутаты различных фракций, ученые и эксперты. Текст формулы, принятой на заседании Учредительного собрания



Стр. 266



5 января 1918 г., о том, что «Государство Российское провозглашается российской демократической федеративной республикой, объединяющей в неразрывном союзе народы и области, в пределах, установленных федеральной конституцией, суверенные», — был выработан в Комиссии. В ее выработке, помню, принимали деятельное участие И. И. Поска, сделавшийся впоследствии первым министром иностранных дел отделившейся Эстонии, М. А. Славинский — впоследствии министр самостийной Украины, проф. З. Авалов, нынешний дипломатический представитель Грузии в Париже, и другие.

«Разгон Учредительного собрания оборвал последнюю связь, которая могла бы объединить всю Россию и всероссийскую революционную демократию. Борьба за Учредительное собрание есть борьба за единство России и за торжество революции». Так формулировал Закавказский краевой центр 12/25 января 1918 г. свое отношение к происшедшему событию (см. «Документы и материалы по внешней политике Закавказья и Грузии», №19). Последующие события не замедлили обнаружить справедливость этой оценки. И надо быть политическим слепцом, чтобы, считая себя русским патриотом, приветствовать удар, нанесенный большевистской рукой не только по свободе, но и по единству России. Через год после разгона Учредительного собрания патриотический 

Ив. Наживин писал: «вот, разогнали эти матросы Учредительное собрание, и в этом —огромная неоспоримая заслуга большевиков перед родиной». («Что же нам делать?» — Изд. «Русская Культура», 1919, стр. 21). А еще через год, когда еще дальше прошел и еще глубже обозначился распад России, тот же комплимент большевикам повторил адмирал Колчак, утверждавший, что «разгон Учредительного собрания является их (большевиков) заслугой. Это надо поставить им в плюс» (см. Стенографический отчет «Допроса» адм. Колчака №5).

После того как выяснилось, после Брест-Литовского мира, что владычеству большевиков суждено гораздо более длительное существование, нежели то предполагали первоначально и сами большевики, и их противники, — стали одна за другой рваться нити, связывавшие окраинные народы России с центром и друг с другом. В процессе своего развития отрыв от России стал приобретать свою внутреннюю логику, инерцию и устойчивость.

Это движение встретилось с другим, захватившим вскоре народы всего мира. Как раз в это время почти весь



Стр. 267



земной шар потянулся к всемогущей Конференции Мира, собравшейся в Париже после заключенного перемирия. Все шли к ней с претензиями, жалобами, меморандумами, записками, нотами. Различного рода и племени истцы и ответчики, индивидуальные просители и коллективные делегации, обгоняя и перебивая друг друга, одни полные надежд, другие — опасений, домогались закрепления, сохранения или расширения территорий, возмещения убытков за войну, признания власти, допущения на Мирную конференцию, в будущую Лигу Наций и т.д.

Безумное соревнование противоречивых, иногда объективно непримиримых эгоистических интересов овладело почти всем миром. Попав в такой водоворот, неискушенные представители народов России оказались не в силах ему противостоять. Течение с каждым днем уносило их все дальше от того места, где они были совсем еще недавно... В борьбе с окружавшей стихией крепла воля, обострялись лозунги, складывалась целая новая идеология. Борьба за свое справедливое право вырождалась временами в борьбу против аналогичного права других. А одностороннее использование достижений и срыва российской революции иногда принимало уже совсем недопустимые формы отступничества от России и революции, от самих себя, от своих собственных слов и заявлений...

Когда председатель украинской делегации при мирной конференции в «ноте» от 12 февраля 1919 г. заявлял:



«величайший враг независимости украинской республики — Россия и ее нынешнее большевистское правительство, осуществляющее т у ж е с а м у ю и м п е р и а л и с т и ч е с к у ю п о л и т и к у , что и царское правительство, и д е м о к р а т и ч е с к о е п р а в и т е л ь с т в о Р о с с и и » (разрядка наша. — М. В.),



можно было пройти мимо этого. Ибо кто знал г. Сидоренко? Что можно было прибавить к характеристике этого «демократа» после того, как он сам выдавал себя за представителя «генералиссимуса» Петлюры, только что перед тем запятнавшего себя навеки несмываемой кровью еврейских младенцев? Но можно ли было — можно ли и сейчас — пройти мимо меморандума, поданного французскому правительству представителями социал-демократического правительства Грузии, в котором говорилось:



«Все грузины разделяют теперь основанное на политическом опыте революции убеждение в том, что русские партии, без исключения, радикалы и революционеры, монархисты и социалисты, одинаково и глубоко враждебны



Стр. 268



правам и вольноcтям народов и инородных земель (sont également et foncièrement ennemis aux droits et franchises des peuples et pays allogènes)».



Этот меморандум датирован 30 января 1919 г... Или взять декларацию Эстонского Учредительного собрания от 19 мая того же 1919 года. В ней подчеркивается:



«Он (эстонский народ) решительно порывает узы, которые связывали его с Россией. От соединения с Россией в душе эстонского народа осталось только чувство горечи и воспоминания о многочисленных обидах; русские цари только подтверждали привилегии немецкой знати в нашей стране относительно владения землей и господства над населением... Русская революция не принесла никакого изменения»...



Последующие споры о Холмщине и Восточной Галиции между Польшей и Украиной; о Вильне между Польшей и Литвой; о Мозырском уезде между Украиной и Белоруссией; о Валке между Эстонией и Латвией; о Закатальском округе между Азербайджаном и Грузией; о Борчалинском и Ахалкалакском уездах между Грузией и Арменией; о Карабахе и Зангезуре между Арменией и Азербайджаном и т. д. — споры, почти всегда переходящие в вооруженные столкновения и даже форменные войны, наглядно показали, что одного отсутствия русской демократии и революции далеко недостаточно для того, чтобы самоопределение народов России могло осуществиться миролюбиво и справедливо...

Стремление использовать срыв революции, укрепить за время и за счет российской разрухи возможно прочнее свои позиции, дабы лишить грядущую Россию возможности внести какие-либо коррективы в свершившиеся факты, — едва ли не самое печальное в процессе одностороннего самоопределения народов былой России. Естественна и законна горечь, которую вызвало у балтийских и кавказских народов оставление армией рижского и закавказского фронтов. В тот момент всякая реакция на угрожавшее народу завоевание и порабощение была заранее оправдана. В тот момент можно было забыть, что покинутые фронты и Брест-Литовские соглашения отдавали в руки немцев и турок не только судьбы своего народа, но и целого всей России и других народов, ее составляющих. Но можно ли было тогда не запомнить навечно виновников общей беды и гибели?.. Увы, жертвы забыли своего палача. Хуже: они не только умыли руки, когда против палача восстали другие; они, во имя призрачного самосохранения, сочувствовали и желали победы тем, кто лишил и их, и Россию свободы.



Стр. 269



Во время восстания в Кронштадте не только германское и английское общественное мнение находило несколько преждевременным падение советской власти. Не только в Польше, заинтересованной в ратификации выгодного для нее рижского мира, умеренная пресса — «Газета Варшавская», «Народ» и другие — находили, что



«настоящее правительство России является самым подходящим, с нашей точки зрения», «пусть в русском котле или, вернее, в русском аду кипит, пусть враждебные силы взаимно ослабляют и уничтожают друг друга. Наступление сумерек большевизма не в интересах польского государства».



Того же мнения держались и официальные руководители балтийской политики. Меерович, бывший тогда министром иностранных дел Латвии, откровенно заявил на съезде крестьянской партии:



«не в наших интересах, чтобы большевизм в настоящий момент пал... С официальной советской Россией у нас установились нормальные отношения. Я думаю, что с этой стороны нам в ближайшем будущем не грозят ужасы».



Еще проще подошел к этому вопросу коллега Мееровича, министр торговли и промышленности Берзин. Тот нашел, что кронштадтские события вызвали падение латвийского денежного курса, а потому... потому необходимо желать успеха большевистскому оружию. То же настроение разделяло и эстонское общественное мнение, довольное «настоящим моментом» и уверенное, что «в ближайшем будущем» не угрожают «никакие ужасы»...

Инстинктивное стремление народов России сохранить свою жизнь, хотя бы ценой противопоставления себя России, на практике встречалось со столь же «естественным» влечением внешних недругов России ослабить, расхитить, расчленить Россию. И, как общий закон, можно установить, что народы России осуществляли свое право на самоопределение не только без участия России, а п р и п р я м о м с о д е й с т в и и с о с т о р о н ы в р а ж д е б н ы х Р о с с и и в н е ш н и х с и л .

Убегая от «фанатиков Востока», народы России неизменно попадали в объятия «империалистов Запада». Отдельные народы, в частности, Грузия, имели основание «предпочитать империалистов Запада фанатикам Востока», как выразился Н. Жордания во время празднования юридического признания независимой Грузии. Для судеб же российской госу-