В. Р. [Рец. на кн.:] Штребель Г. Германская революция, ее несчастие и ее спасение / Пер. с нем. [Н. Щупак]. Прага: Воля России, 1921

[Руднев В.В.] [Рец. на кн.:] Штребель Г. Германская революция, ее несчастие и ее спасение / Пер. с нем. [Н. Щупак]. Прага: Воля России, 1921 / В. Р. –// Современные записки. 1921. Кн. VII. Критика и библиография. С. 410–416.




КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ.





Генрих Штребель. — ГЕРМАНСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ, ЕЕ НЕСЧАСТЬЕ И ЕЕ СПАСЕНИЕ. Пер. с немецкого, изд. «Воли России».



Русский читатель с особым чувством в душе развернет и прочтет книгу о «Германской революции». Мы сами — современники, свидетели или участники грандиозной революции в нашей собственной стране. Наше поколение навсегда отравлено горечью несбывшихся надежд, сознанием ответственности за слабость и ошибки, в той или иной мере приведшие Россию к ужасной катастрофе. И к перипетиям исторической драмы другого народа нас влечет не только общечеловеческий интерес, но и невольное желание найти путем сравнения ответ на мучительный вопрос, в чем же причина крушения начальной, положительной фазы н а ш е й, русской революции.

Г. Штребель — не историк. Активный участник описываемой им революции, он в изложение и оценку фактов вкладывает весь субъективизм и темперамент политического борца. На книге, которую автор пишет в разгар еще не завершившихся событий — она обнимает период от начала революции



Стр. 411



до мая 1920 г., — лежит отпечаток партийной предвзятости; это ей не мешает, впрочем, быть во многих отношениях интересной и поучительной.

Штребель по убеждениям своим принадлежит к правому крылу т. н. «независимой» соц. демократии*). Независимцы занимали все время промежуточное положение между двумя крайними флангами немецкого рабочего движения, правыми соц. дем. и спартаковцами, с оружием в руках оспаривавшими друг у друга идейную гегемонию в революции. Внутренняя противоречивость такой «соглашательской» позиции между фанатиками идеи диктатуры и защитниками начал демократии обрекала независимцев в процессе революции на жалкое топтание на месте или бесславное пособничество коммунистам. Та же печать бесплодного эклектизма лежит и на политическом мышлении таких теоретиков независимых, как Штребель.

Возьмем, напр., его взгляд в кардинальном вопросе — о роли и значении в революции Учредительного собрания. Теоретически Штребель, подобно Каутскому, признает, что путь к социализму может лежать только через всестороннее осуществление демократии. Тем не менее, это не мешает ему в имевшей колоссальное значение и ожесточенной политической борьбе за тот или иной срок созыва Учр. собрания занять двусмысленную позицию, в хвосте у сторонников диктатуры пролетариата. Правда, у него не хватает решимости целиком присоединиться к провозглашенному «Союзом Спартака» лозунгу «борьба в с е м и с р е д с т в а м и п р о т и в с о з ы в а и д е я т е л ь н о с т и У ч р. с о б р а н и я» во имя передачи «всей власти советам». Он останавливается на полудороге: Учр. собрание должно быть отстрочено. Временная диктатура пролетариата должна предварительно «заложить прочные основы длительного пролетарского господства», «обеспечить начало социализации»; и лишь дальнейшее развитие должно быть передано в руки демократически избранного Учр. Собрания. Да и то Учр. Собрание допускается лишь условно: созыв его возможен только в том случае и тогда, когда «с о з н а н и e н а р о д а н а с т о л ь к о п р о я с н и т с я, что нечего будет опасаться в результате выборов возвращения реакционного режима»...

К счастью для Германии, здравый смысл и государственный инстинкт народных масс оказался выше этой реакционной демагогии. Съезд рабочих и солдатских депутатов (15 дек.



________________________

*) В последнее время Штребель, по-видимому, значительно «поправел»; так, на последнем Герлицком съезде он выступал уже в качестве члена германской соц.-дем. партии большинства.



Стр. 112



1918 г.) «и слышать не хотел о советской власти», как с комическим отчаянием констатирует Штребель; «правые социалистические вожди и слепо следовавшие за ними пролетарские массы оказались не на высоте выпавшей на их долю исторической задачи»; съезд подавляющим большинством голосов (400 против 50) принял «роковое» решение назначить скорейший созыв Учр. собрания. 19 января 1919 г., т. е. через два с половиной месяца после начала революции были уже произведены выборы в Учр. собрание, которому 4 февраля ЦК советов и передал свои государственные полномочия.

Штребель считает германскую революцию неудавшейся, «н е с ч а с т н о й », не осуществившей открывавшиеся перед нею социальные возможности. Причину этого несчастья он видит в междуусобной войне внутри германского рабочего класса. Сурово и безоговорочно делает он ответственными за нее правых социалистов, более мягко и снисходительно винит спартаковцев.

На наш русский масштаб «несчастье» германской революции весьма относительно. Германский народ с честью вышел из опасностей и искушения великого революционного кризиса, под тяжестью которых сломился народ русский. Разгромленный в войне, истощенный материально и духовно, скованный цепями зловещего Версальского договора, германский народ сумел все же на развалинах милитарной империи, отразив покушения монархистов справа и спартаковцев слева, создать наиболее передовую демократию в Европе, с огромными достижениями и еще более широкими дальнейшими перспективами в области социальной реформы.

Мыслимо ли было, как это полагает Штребель, немедленное осуществление еще более глубоких социальных преобразований в виде социализации главных отраслей промышленности? И только ли от наличности формального соглашения между пролетарскими партиями зависело оно?

Приводимые в книге Штребеля данные достаточно убедительно свидетельствуют против его же собственных утверждений.

Э к о н о м и ч е с к и вряд ли момент наибольшей хозяйственной разрухи может быть признан благоприятным для радикальной социализации промышленности, п о л и т и ч е с к и — ее пришлось бы проводить против настроения и воли большинства народа. И потому столь горячо пропагандируемое Штребелем «соглашение» социалистов с коммунистами на этой утопической при данных условиях программе явилось бы только источником величайших несчастий для Германии; прежде



Стр. 413



всего и наиболее жестоко от него пострадал бы, разумеется, рабочий класс.

В самом деле, в какой мере приход в ноябре 1918 г. к власти пролетариата был естественным последствием созревших внутри капиталистического строя новых общественных отношений? Явился ли внешний, «советский» облик германского революционного переворота адекватной формой для его внутреннего социального содержания?

Многочисленные свидетельства самого Штребеля не оставляют сомнений в исторически случайном характере факта перехода власти в руки рабочего класса.

«Германская революция, утверждает Штребель, — н е б ы л а с о з н а т е л ь н ы м в о с с т а н и е м б о л ь ш и н с т в а н а р о д а п р о т и в с т а р о г о п о л и т и ч е с к о г о и с о ц и а л ь н о г о с т р о я; о н а я в и л а с ь л и ш ь п о с л е д с т в и е м в о е н н о г о п о р а ж е н и я». Военное поражение предшествовало взрыву революции, а не было обусловлено ею, как позже пытались представить дело немецкие генералы. Капитуляция Болгарии, просьба о сепаратном мире Австрии, разгром германской армии на западном фронте заставили верховное командование еще 24 сентября заявить о безнадежности положения, требующего немедленного перемирия, — и лишь 3 ноября разразилось восстание моряков и солдат в Киле, подавшее сигнал к революции во всей Германии.

Характерны подробности этого исторического события. Несмотря на просьбу о перемирии, морское командование в конце октября приняло совершенно безумное решение — дать англичанам последний, решительный морской бой. «Предполагалось, что флот выйдет у Гельголанда под прикрытием сплошной сети подводных лодок с целью вызвать в море англичан и дать подводным лодкам случай напасть на них... 80 000 человеческих жизней должны были быть принесены в жертву для того, чтобы окружить ореолом красоты гибель военного флота!»

Выход в море был назначен на 28 октября, но последовал отказ матросов в повиновении, а затем и всеобщее восстание флотского экипажа, избравшего 4 ноября первый совет солдатских депутатов в Германии.

Начатое солдатами восстание было единодушно поддержано всем народом. Всеобщее негодование против политической системы, доведшей Германию до катастрофы, неизбежно должно было поставить на очередь радикальную демократизацию ее строя. Но ни в субъективном сознании масс, ни по объективным возможностям революция не носила характера социали-



Стр. 414



стического переворота. Она явилась не в результате «сознательной борьбы рабочего класса, его революционного порыва»; более того, настроение в стране было таково, что чисто «пролетарское восстание не имело бы никаких шансов на успех». И если, тем не менее, в момент национальной катастрофы народ вручил власть социалистической партии, то это потому, что уже в течение десятилетий он привык в ней видеть наиболее крупную и крепко организованную партию, боровшуюся за радикальные демократические реформы; что она, кроме того, наименее была скомпрометирована преступной военной политикой.

Для рабочей партии создалось парадоксальное и деликатное положение, она пришла к власти не в результате последовательного органического развития общественных отношений, делавшего необходимым и неизбежным социалистическое переустройство, а в силу с л у ч а й н о сложившейся исторической обстановки; ей выпала на долю миссия по преимуществу о б щ е н а ц и о н а л ь н о г о, а не к л а с с о в о г о характера, в государстве, еще сохраняющем свою буржуазную структуру. И, как ни справедливы отдельные нападки Штребеля на правых соц. дем. за их нереволюционность, за податливость перед реакционными кругами, за чрезмерную жестокость при подавлении спартаковских восстаний, необходимо отдать должное выдержке, самообладанию и твердости, проявленным вождями соц. демократии в дни выпавших на долю германского народа испытаний. И если из них Германия не только вышла не захлестнутой, подобно России, хаосом гражданской войны, но и сумела укрепить основы демократического строя и энергично приступить к восстановлению своего хозяйства, — историческая заслуга в этом принадлежит той части рабочего класса, которая боролась под руководством соц. дем. большинства.

При всей своей ненависти к шейдемановцам, Штребель не может не признать, что за ними в их борьбе со спартаковцами стояло подавляющее большинство народа. «Становясь поперек решительной революционной политики, говорит он, — правые соц. дем. имели на своей стороне н е т о л ь к о б у р ж у а з и ю, о ф и ц е р с т в о, ч и н о в н и ч е с т в о, н о и о г р о м н о е б о л ь ш и н с т в о с о л д а т и с о ц и а л и с т и ч е с к о г о п р о л е т а р и а т а». Неизменно решение съездов советов рабочих и солдатских депутатов, фабрично-заводских комитетов и профессиональных союзов, а также вотум всенародных выборов подтверждали доверие правым социалистам. Из рабочей же среды вышел и самый беспощадный враг



Стр. 415



спартаковцев, военный министр Носке. Когда германские большевики, повторяя опыт своих русских учителей, з а д в е н е д е л и до выборов в Учр. собрание подняли в Берлине восстание, против них с оружием в руках выступил пятитысячный добровольческий отряд, сформированный рабочими профессиональными союзами; а на выборах, происходивших непосредственно после подавления мятежа, за правых соц. дем. было подано одиннадцать с половиною миллионов голосов из 30 мил. голосовавших.

Но дело было не только в неприемлемости для большинства народа и даже для большинства рабочего класса крайних программ спартаковцев и независимцев. Главный источник моральной силы правых социалистов был в том, что они защищали принцип демократии, права большинства против угрозы насильственной диктатуры меньшинства. Это придавало их борьбе со спартаковцами значение и характер не б о р ь б ы п а р т и й в узком смысле слова, а с а м о з а щ и т ы в с е г о н а р о д а, стоявшего за соц.-дем. партией, против покушения со стороны узурпаторов.

Какой же смысл при этих условиях могло иметь столь горячо рекомендуемое Штребелем «соглашательство»? И возможен ли вообще, теоретически или практически, какой-либо компромисс, нечто среднее между принципом народовластия и насилием меньшинства? В случае рокового столкновения их мыслима лишь победа одного и поражение другого. «Несчастьем» германской революции были попытки — справа и слева — разжечь гражданскую войну, ее «спасение» — в охране и использовании открывшихся перед германским народом широких демократических путей для дальнейшего политического и социального прогресса.

__________



И тем не менее, даже не соглашаясь с освещением и выводами Штребеля, можно лишь горячо рекомендовать его книгу вниманию русского читателя. В ней он найдет, впервые на русском языке, живое и образное изложение событий германской революции 1918--1920 гг. Германская история этих лет необычайно богата аналогиями с событиями русской революции; сходство внешней ситуации наряду с глубоким различием в конечных результатах делает ее особенно для нас поучительной.

Читателю трудно отделаться от горьких сопоставлений, говорящих не в пользу действовавших в 1917 г. партий. Но надо быть и справедливым: вожди германской революции были в гораздо более легком положении, чем деятели рус-



Стр. 416



ской. Обе революции — порождение в о й н ы, ставшей непосильной и ненавистной для народа. Но, в то время, как для германской революции война была уже с самого начала п о з а д и, — русская революционная власть погибла от неразрешимого противоречия, как заставить продолжать воевать народ, сделавший революцию именно для того, чтобы избавиться от войны. Не менее важен и второй момент: наличие в германской революции такого фактора, как организованный, сплоченный многолетней дисциплиной рабочий класс, политически воспитанный в принципах демократии и готовый активно защищать их. У деятелей мартовской революции 1917 г. не могло быть такой твердой опоры в народных массах. Тонкий слой социалистической интеллигенции лишь по видимости возглавлял малосознательную стихию, изменчивую и вечно колеблющуюся, каждую минуту готовую предать своих вождей. Не в этом ли первичный источник того печального отсутствия последовательности и стойкости, которое роковою печатью отмечает деятельность русских революционных партий в 1917 г.?



В. Р.