К. Гр-д. Проблемы европейской экономической реконструкции (Нитти-Кейнс-Кайо)

Грюнвальд К.К. Проблемы европейской экономической реконструкции (Нитти-Кейнс-Кайо) / К. Гр-д. // Современные записки. 1922. Кн. XI. Культура и жизнь. С. 292–302.

Обзор трудов по освещению экономического положения Европы. Упом.: F. Nitti, J.M. Keynes, J. Caillaux.




Стр. 292

КУЛЬТУРА И ЖИЗНЬ.



ПРОБЛЕМЫ ЕВРОПЕЙСКОЙ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ РЕКОНСТРУКЦИИ

(Нитти — Кейнс — Кайо)



Длительный экономический кризис, дезорганизовавший всю торгово-промышленную жизнь Европы в течение последних двух лет, выбросивший на улицу миллионы безработных и повлекший за собой повсеместное обесценение валюты и сокращение оборотов внешнего товаро-обмена, — поставил пе-





Стр. 293



ред экономистами всех стран исключительную по своей важности проблему. В чем корни постигшего Европу недуга и какими путями народы сумеют выбраться из создавшегося исключительно тяжкого положения — вот вопрос, на который общественное мнение повсеместно требует ответа от людей науки, опыта и практического знания. За последнее время в Англии, Франции и других странах появился целый ряд трудов, стремящихся всесторонне осветить экономическое положение нашего континента и изыскать способы лечения постигшего его недуга. Среди этих трудов заслуживают специального внимания книги итальянского финансиста и политика, бывшего премьера Нитти, известного английского экономиста Кейнса и француза Кайо, бывшего тоже в свое время председателем совета министров.*)

Версальский мирный договор был подписан в первые недели премьерства Нитти, правда, без его непосредственного участия. Однако Нитти явился деятельным сотрудником последующих междусоюзных конференций и таким образом в значительной степени разделяет ответственность за современное международно-правовое положение Европы с руководящими государственными деятелями других стран Антанты. Тем любопытнее представляется категорическое признание Нитти, яркой чертой проходящее через весь его труд «Европа без мира» («Europa senza Расе»), что без радикального и всестороннего пересмотра трактатов, заключенных в 1919—1920 г., о восстановлении нормальных экономических условий в Европе не может быть и речи.

Три слова, вставленные по настоянию Клемансо в условия перемирия («репарация всех убытков»), в корне видоизменили все вильсоновские построения и сделали невозможным мирное сотрудничество европейских народов в деле экономической реконструкции. Основные факты современного положения нашего континента сводятся к следующему: Европа из кредитора других континентов превратилась в дебитора. Ее способность производственности упала вследствие сокращения и ухудшения состава рабочего населения. Мир возложил на побежденные народы такие обязательства, при наличности коих войну можно считать фактически продолжающейся. Значительное число немцев и мадьяр отданы под власть народов более низкой культуры. В некоторых странах армии по своей численности возвышаются далеко над довоенным уровнем, и националистические тенденции в этих странах готовят Европе новые еще более страшные военные потрясения. Имея в виду, что вчерашние побежден-



___________________________

*) F. Nitti «L`Europa senza pace»; Keynes. «A revision of the Treaty»; J. Caillaux. «Où va la France, où va l`Еurоре».



Стр. 294



ные могут завтра стать сами победителями, делается очевидным, что для нашего континента ничего, кроме дальнейшего одичания и возврата к варварству, не приходится ожидать.

По мнению Нитти, заключенные трактаты не могут быть осуществимы иначе, как ценою быстрого разложения Европы. Если мы хотим этого избегнуть, то мы должны приступить к немедленному пересмотру договоров, и прежде всего — изменить условия германских репарационных платежей. Еще недавно выставлялось абсурдное требование контрибуции в 350 миллиардов золотых марок с годичными платежами в 10—15 миллиардов. Об этом сейчас уже не говорят, но совершенно ясно, что сумма, определенная лондонским ультиматумом (188 миллиардов), также не может быть выплачена. Максимальная платежеспособность Германии никоим образом не превышает 2—3 миллиардов марок в год — золотом и товарами. Так как стоимость фактически разрушенных Германией имуществ по самому щедрому исчислению составит примерно 40 миллиардов, то, исчислив контрибуцию в сумму на 50 проц. больше — т. е. в 60 миллиардов, — мы во всяком случае сделаем все, что требуется для справедливого возмездия. Из этих 60 миллиардов — 20 миллиардов были бы зачтены Германии за имущество уступленное ею по договору, 20 миллиардов были бы выплачены ею главным образом углем и другими товарами, а последняя треть пошла бы впоследствии на погашение междусоюзных долгов. Всякие иные, более широкие комбинации — категорически заявляет итальянский государственный деятель — свидетельствуют лишь о невежестве их авторов: Германия до сих пор платила все, что могла, но, дойдя до известной точки, не будет больше платить и повлечет за собою в пропасть экономику стран-победительниц. Разве Франция и Италия могли бы сегодня платить какую-либо контрибуцию? Конечно, нет — об этом наглядно свидетельствует их бессилие рассчитаться с кредиторами: Великобританией и Соединенными Штатами. Другое недоразумение порожденное договором, связано с нездоровыми началами, на которых создано новое польское государство, включающее в своем составе огромные массы инородческого населения. Вместо 18 миллионов жителей — бесспорно польской национальности — новое государство насчитывает 31 миллион. Ллойд-Джордж заявлял уже 25 марта 1919 года в меморандуме, представленном Мирной конференции, что подчинение полякам нескольких миллионов немцев через несколько лет повлечет за собою новую войну на востоке Европы. Со своей полумиллионной армией и своими грандиозными планами в области внешней политики Польша



Стр. 295



неизбежно рано или поздно придет к катастрофе. Мирное сожительство народов, входящих в ее состав, — немыслимо. К тому же Польша создает искусственную преграду между Россией и Германией. Мы читаем в Библии, говорит Нитти, что воды Чермного моря разверзлись, чтобы пропустить шествие избранного народа, — но немедленно вслед за этим волны снова сошлись. Длительное существование такого необыкновенного явления представлялось немыслимым даже в Ветхом Завете.

С сокращением германских платежей, с пересмотром польского вопроса, с включением всех народов в составе Лиги Наций и передачей этой Лиге функций нынешней Репарационной комиссии; с отменой междусоюзных долгов откроется возможность для мирного сожительства европейских наций. Идеи, подобные изложенным, сейчас крайне непопулярны во Франции, но эта страна не должна забывать, что с момента победы она утратила весь свой былой престиж передового вождя демократизма, что грубое преследование врагов и проявление националистического духа насилия создали вокруг Франции атмосферу недоверия, что Германия будет насчитывать через тридцать лет свыше ста миллионов жителей — т. е. почти втрое больше Франции. «Сколько народов поспешит на помощь Франции, если завтра начнется новая война?» — саркастически спрашивает Нитти.

Наконец, не следует упускать из виду, что, покуда Германия не получит возможности трудиться спокойно — без всякой озлобленности и без боязни за будущее, — всякие попытки восстановления России окажутся безрезультатными. Правда, по мнению бывшего итальянского премьера, Россия несет на себе вместе с Германией значительную долю ответственности за возникновение мировой войны. Правда, говорит он, Европа (вернее, Италия) может быть счастлива, что победа была достигнута усилиями Соединенных Штатов, а не империалистической Россией с ее мечтами о славянской гегемонии. Но, тем не менее, он не может не признать, что Антанта совершила величайшую ошибку, рассматривая Россию не как ввергнутого в несчастие друга, а как побежденного врага. Ныне, когда настало время для восстановления сношений с Россией, державы при обсуждении этого вопроса, к несчастью, руководствуются исключительно плутократическими соображениями. В основе же всего разрешения русской проблемы лежит одна истина — которую никогда не следует забывать: в Москву нет другого пути, как через Берлин, — «a Mosca nоn si arriva, se nоn passando per Berlino».

Из области общих политических построений англичанин Кейнс в своем новом



Стр. 296



труде «A revision of the treaty» переносит нас в сферу трезвых и сухих цифровых подсчетов. В своей предшествовавшей нашумевшей книге «Economic Consequences of Peace», которую Нитти называет первым отголоском пробудившейся совести Европы, Кейнс уже определенно поставил пересмотр Версальского договора как ключ ко всей проблеме европейской реконструкции. «Я предсказывал тогда великие потрясения и катастрофы, — говорит он. — Но я ошибся: опасности эти миновали нас, терпение народов Европы и устойчивость их учреждений устояли перед опаснейшими ударами. Люди просто были более несчастными в течение этих двух лет. Но понемногу создается новое равновесие, и, после того как нам удалось избегнуть катастрофы, настает момент, чтобы заняться возрождением мира».

План европейской реконструкции должен быть по существу своему отрицательным — он должен устранить известные препоны и препятствия, без которых невозможна творческая работа. Покуда проблема, стоящая сегодня перед министрами финансов, не будет разрешена, для энергии и ловкости частных лиц нет никаких стимулирующих элементов.

Разрешение этой проблемы требует прежде всего полного или частичного аннулирования междусоюзных долгов и пересмотра договора с Германией в смысле сокращения германских платежей. По подсчетам Кейнса, действительный материальный ущерб, нанесенный войной союзным странам, не превышает 30 миллиардов золотых марок, к которым надо прибавить 6 миллиардов бельгийского долга. Все остальные претензии ни на чем не основаны. Так, напр., Бельгия заявила убытки за разрушенную собственность в 84,2 миллиарда, между тем как все богатство страны, по официальным подсчетам финансового ведомства, определялось в 1913 году всего лишь в 29,5 миллиардов. Французское правительство определяет средний расход на восстановление или постройку дома в 113 550 фр., между тем как стоимость дома до войны определялась в среднем в 3—5 тысяч фр., а с тех пор возросла уж никак не больше чем в пять раз. Средняя стоимость обстановки крестьянского дома высчитана французами в 18 880 золотых марок — цифра, не нуждающаяся в комментариях.

Расход по восстановлению разрушенных угольных копей был определен Лушером в 1919 году в 2 миллиарда марок, т. е., по паритету, (даже не по курсу дня) в 80 000 000 ф. ст.; между тем стоимость всех угольных копей Соединенного Королевства составляла до войны лишь 30 000 000 ф. ст., хотя производство их в 15 раз превышало ценность копей опу-



Стр. 297



стошенных провинций Франции.

В общем итоге претензии союзников преувеличены примерно в четыре раза. Общая сумма германских репарационных платежей, определенная лондонским ультиматумом в 138 миллиардов золотых марок, должна быть сокращена до размеров фактически нанесенных убытков, определенных выше в 36 миллиардов, а все расходы по уплате пенсий и других косвенных ущербов должны лечь на сами союзные правительства. В течение ближайших 30 лет Германия должна платить ежегодно 1 260 000 000 золотых марок, из коих 1 080 000 000 марок предназначаются в уплату Франции, а 180 000 000 — Бельгии. Великобритания отказывается от всяких претензий по отношению к Германии, взамен же Германия обязуется предоставить Польше и Австрии кредит в общей сумме одного миллиарда золотых марок. Кейнсом произведен, между прочим, весьма любопытный расчет относительно выгодности его предложения для Франции. При совершенно фантастическом предположении, что германский платеж составит 10 миллиардов ежегодно, платежи, причитающиеся Франции на основании ныне действующих условий, определятся в 2,89 миллиарда, коим надо противопоставить платежи Франции по ее обязательствам в размере 1,48 миллиарда. Чистая прибыль Франции составит в таком случае 910 мил., т. е. на 98 000 000 меньше, чем по проекту Кейнса. Франция восстановит свое положение не ламентациями над произведенными опустошениями и не вечными напоминаниями о силе оружия — такими путями она может вскоре дойти до полного разорения. Если Франция, подобно Шейлоку, требует свой «фунт мяса», то пускай она платит все должное ею Англии и Соединенным Штатам. «Мы все говорим о гарантиях, — замечает Кейнс, — как будто бы подразумевая под этим секрет осуществления невозможного. «Гарантия» не есть «санкция», да и какие санкции против Германии приведут к увеличению платежей без дальнейшего обесценения марки и банкротства страны? Положение Германии вообще рисуется Кейнсу в мрачном виде. Если дальнейшее обесценение марки будет продолжаться и повлечет за собой сильное изменение внутренних цен, то новое распределение богатств между различными классами общества повлечет за собой социальную катастрофу. Но если марка будет подниматься, то исчезнет стимулирующий момент для промышленной и биржевой деятельности и произойдет катастрофа финансовая. Прошли дни, когда английский финансовый авторитет лорд Кенлифф мог заявлять накануне всеобщих выборов 1919 года, что Германия будет платить 28,8 миллиардов золотых



Стр. 298



марок в год, или Клотц, французский министр финансов, исчислял ее годовую контрибуцию в 18 миллиардов. Теперь мы знаем, что нельзя осуществить уплату, и 4,6 миллиардов, предусмотренных лондонским соглашением (при экспорте в 10 миллиардов, т. е. вдвое больше 1920 года). Рост германского экспорта — миф, широко распространенный, но опровергаемый статистикой. Сумма репарационных платежей превышает собою весь германский бюджет. Для погашения возложенных на нее обязательств Германия должна была бы конфисковать в виде налога около 42 процентов всего дохода населения, определяемого примерно в 5 000 марок на голову населения. При огромном обесценении марки такое обложение — очевидно не по силам. Развитие платежей натурой не разрешает вопроса: мы видим, что уголь перепродается союзниками нейтральным державам и даже обратно немцам — процесс, поглощающий огромные средства. Уступленный союзниками по договору торговый флот Германии записан ей в кредит в сумме 500 000 000 зол. марок. Годичные же платежи по долгу в 138 миллиардов из 6 процентов должны составить 8,2 миллиарда — другими словами, весь германский флот погашает размер германских платежей по ныне действующей норме всего лишь примерно на один месяц. Наконец, необходимо отметить, что общая сумма внесенных до сих пор Германией платежей всецело поглощается расходами оккупации Франции, Англии и Бельгии, не оставляя ничего Америке, не говоря уже о репарациях.

С какой точки зрения ни рассматривать вопрос, мы приходим все к одному и тому же результату. Дело не в популярной панацее: определении форм германских платежей, дело в определении разумного итога долга. Международный торговый аппарат, при помощи которого осуществляются платежи между странами, основывается на сложном равновесии между отдельными государствами, предприятиями и т. д. Это равновесие разрывается возложением на одну державу обязательства доставлять другой державе известное количество товаров без всякого эквивалента. Когда речь идет о незначительных количествах, равновесие может быть сравнительно легко восстановлено. Но когда в ущерб законам экономики пытаются выколотить миллиарды — разорение всех участников операции является неизбежным последствием. Народы должны понять это, и тогда будет найден путь из лабиринта, в котором они сегодня блуждают.

Идеи, подобные тем, которые исповедуются Нитти и Кейнсом, еще недавно представлялись для всего общественного мнения Франции



Стр. 299



не только еретическими, но даже просто не подлежащими обсуждению. Появление книги Кайо «Оù va la France, оù va l`Euгоре?» и большой успех, которым она пользуется в продаже, однако? свидетельствуют о том, что и в этой стране происходит известный сдвиг и что некоторые экономические истины отныне могут быть свободно изрекаемы, не навлекая на лиц, высказывающих их, подозрения в государственной измене.

Резкими и беспощадными чертами Кайо определяет диагноз болезни, постигшей Европу. Государственный долг цивилизованных стран, составлявший накануне войны 220 миллиардов франков, возрос до 1500 миллиардов. Средний размер процентов, платимых по государственным займам, поднялся с 3% до 6. Вследствие этого на уплату процентов отныне ежегодно требуется на 80 миллиардов фр. больше, чем в 1914 году. Прибыли всех предприятий всего мира недостаточны для оплаты подобной суммы. Наряду с этим в большинстве стран политический национализм повлек за собой зарождение национализма экономического, выражающегося в стремлении производить в каждой данной стране все необходимые для нее продукты. Неизбежным последствием подобных тенденций является чрезвычайный подъем цены и вздорожание стоимости жизни.

Финансовый и экономический хаос влечет за собой повсеместное обесценение валют, при котором промышленное производство приобретает в значительной степени характер спекулятивных операций.

Государственные деятели, воображавшие, что они могут в наши дни следовать по стопам Мазарини и Метерниха и кромсать на куски по своему усмотрению живое тело Европы, не считаясь с ролью угля и других сырых продуктов в национальной экономике, — еще более осложнили экономическую конъюнктуру. Крупная промышленность, сделавшая огромные барыши во время войны, усилила свое влияние на все правительства и, пользуясь своим доминирующим положением, находит для себя возможным игнорировать сложные и глубокие социальные явления, связанные с рабочим вопросом. Наконец, во всей восточной Европе, вплоть до Австрии и некоторых частей Германии, произошла настоящая аграрная революция (переход земли в руки мелких собственников, возникновение сельских организаций по советскому образцу), которая с точки зрения экономической характеризуется анархическими и ретроградными чертами. «Зеленое крестьянство» со своим равнодушием, если не ненавистью к крупному промышленному



Стр. 300



производству, воплощает собою стремление к возврату к устаревшим формам национальной экономики — к типу самодовлеющего единичного хозяйства, удовлетворяющего собственными усилиями все свои нужды. И невольно возникает опасение, нельзя ли усмотреть в сегодняшней России печальный прообраз того, что будет представлять собою через 50 лет вся Восточная и Центральная Европа, от Урала до Дуная?

На этом потрясенном европейском континенте положение Франции, по мнению Кайо, является особенно трагическим. Уже до войны именно Франция обладала наивысшим из всех стран государственным долгом в 30 миллиардов франков. Ныне этот долг возрос до 300 миллиардов франков, не считая 80 миллиардов, подлежащих еще расходованию на восстановление разрушенных областей, и 40 миллиардов пенсионных выплат. Оплата процентов по долгу в 300 миллиардов требует ежегодно 15—16 миллиардов. Одни платежи по займам, таким образом, фактически поглощают весь приход казны, исчисляемый, по последним сметам, примерно в 17 миллиардов. Стремление к экономической автархии — производству всего нужного в самой стране — сопряжено для Франции с сугубыми опасностями. Раньше Франция платила своим поставщикам шерсти, хлопка, мяса, нитратов теми суммами, которые она извлекала из других стран от продажи вин, шелков, модных парижских изделий. Теперь Франция утратила значительную часть своих клиентов, а между тем потребность в заграничных закупках увеличилась, ибо необходимо питать сырьем искусственно создаваемую промышленность. Чтобы вернуть себе свою клиентуру, Франция должна назначать цены ниже себестоимости и для этого форсировать понижение своей валюты. В результате — операция сводится к налогу на заработную плату и на доходы твердо установленного размера. Что же касается французского сельского хозяйства, то в нем наблюдается стремление к развитию сложных культур вроде виноделия — а сбыт продуктов этих отраслей сельского хозяйства представляется как раз наименее обеспеченным.

Финансовая политика французского правительства сделала все, чтобы ухудшить и без того тяжелое состояние страны. С демагогической целью — чтобы придать войне популярность и поддержать настроение тыла — Франция в течение первых лет войны воздерживается от всякого серьезного увеличения налоговых тягостей и выпускает займы из более высоких процентов, чем, например, Герма-



Стр. 301



ния. Держатели займов гарантируются от всяких налоговых обложений в настоящем и будущем. Даже после окончания войны под предлогом обмена облигаций и т. п. создаются специальные льготы для держателей займов и финансовых учреждений. Наконец, когда перед страной встает неумолимая угроза годичного дефицита в размере семи миллиардов (или даже десяти миллиардов, если включить платежи по заграничному долгу), то правительство прибегает к введению неудачных косвенных налогов (вроде налога на торговый оборот, чрезвычайно тягостного для населения), и производится повышение таможенных пошлин путем протекционистских «указов» (выражение автора), делающих совершенно невозможным заключение Францией торговых договоров с иностранными державами.

Единственный исход из финансового лабиринта до сих пор усматривался в одном — «Германия за все заплатит». Эта вредная иллюзия понемногу начинает разрушаться. Чтобы выплатить суммы, требуемые от нее по лондонскому ультиматуму, Германия должна была бы вывозить ежегодно на 40 миллиардов золотых франков — каковая сумма превышает весь довоенный экспорт Великобритании и Германии вместе взятых. Теперь уже для всех ясно, что нет другого способа уплаты контрибуции, как товарами. Но куда направлять эти товары? Франция может принять от немцев без ущерба для себя во всяком случае не больше чем на 30—10 миллиардов германских продуктов — вероятно даже меньше. Если бы даже Франция установила свою власть в самом Берлине, то от этого бы положение не изменилось, ибо самая прибыль германских предприятий не может быть реализована иначе, как в форме товаров, т. е. в ущерб производству Франции и других стран. Те, кто говорит, что «Германия все заплатит», забывают упомянуть о том, что Франция должна Англии и Соединенным Штатам 30 миллиардов франков золотом, или 60—70 миллиардов бумажных франков. При настоящем положении дела Франция может почитать себя счастливой, если при помощи немецкого труда, немецких товаров и некоторой суммы немецкого золота сумеет отчасти восстановить разрушенные области, и вместе с тем — путем передачи известной доли в германском долге — погасить свою задолженность Соединенным Штатам и Англии.

Свою конструктивную программу Кайо намечает лишь в общих штрихах. Он считает необходимым развитие принципа подоходного налога и налога на наследства, ста-



Стр. 302



билизацию валютных курсов (путем валоризации золота, возврата к биметаллизму или создания центрального кредитного учреждения для всей Европы) и повсеместное ослабление таможенного протекционизма. Наряду с этим он отмечает крайнюю желательность создания международных органов для распределения сырых продуктов — а в области социальной он ставит целью предоставление рабочим больших прав, чем доныне, в области контроля над производством.

Если Европа не пожелает вступить на этот путь финансового сближения и федерирования своих экономических интересов, то ей, по мнению Кайо, пожалуй, действительно не избежать той печальной участи, о которой граф Витте некогда пророчествовал в разговоре с германским императором: «Недалеко то время, — говорил Витте, — когда к нашему континенту будут относиться с тем снисходительным уважением, которое благовоспитанные люди проявляют к старцам. И в будущие века величие Европы будет представляться обитателям нашей планеты тем, чем величие Рима, слава Греции и могущество Карфагена представляется для нас».

Изложенные нами три экономических исследования довольно хорошо характеризуют новейшие веяния научно-общественной мысли по вопросу европейской реконструкции. Нет нужды особенно оттенять поразительное совпадение взглядов трех авторитетов, принадлежащих к трем различным нациям и культурам. Конечно, и Нитти, и Кейнс, и, в особенности, Кайо по своей партийной принадлежности должны быть отнесены к меньшинству в каждой данной стране. Возврат к власти Нитти представляется сейчас возможным, в отношении же скомпрометированного своими политическими процессами Кайо эта гипотеза чрезвычайно мало вероятна. Но в конце концов этого и не требуется для осуществления их идей — за них работает жизнь. «Европа еще проходит через фазис сомнений, — говорит Нитти, — но после криков злобы и ненависти сомнение — большой прогресс; за сомнением восторжествует правда».



К. Гр-д.