Шацкий Б. . Англо-японо-американское соперничество (Проблема Тихого океана)

Шацкий Б.Е. Англо-японо-американское соперничество (Проблема Тихого океана) / Проф. Б.Е. Шацкий. // Современные записки. 1922. Кн. XIII. – С. 228–252.


Стр. 228



АНГЛО-ЯПОНО-АМЕРИКАНСКОЕ СОПЕРНИЧЕСТВО

(Проблема Тихого океана)



Мировое положение до последней войны характеризовалось одним основным признаком — непрерывным стремлением к созданию уравновешивающих друг друга европейских коалиций. Англия как государство островное при этом сохраняла роль свободного привеска, который направлялся в сторону той или другой коалиции для того, чтобы восстановить нарушенное равновесие, устранить возможность чьего-либо преобладания в Европе, а следовательно и во всем мире, и в то же время остаться господствующим фактором положения. Вся политика Англии в истории доказывает справедливость этой точки зрения. XIX и XX века дают достаточно обширное поле для иллюстрации этой темы: образование коалиции против Франции при Наполеоне, коалиция против России во время Крымской кампании, политика Англии во время Франко-прусской, Русско-турецкой, Русско-японской войн и, наконец, коалиция против Германии с обнаруживающейся тягой в сторону последней с момента ее обессиления и с параллельной перестраховкой на советскую Россию едва ли из расчета на возрождение силы и мощи бывшего союзника.

Ставка была велика. Господин положения в Европе был господином положения во всем мире.

XX век принес с собой радикальные изменения в мировой политике. Европа вышла из войны ослабленной и в целом, и в частях. «Сумерки Европы» — не плод воображения досужих публицистов, а реальный факт первостепенного политического значения, из которого еще не сделали только всех надлежащих выводов.



Стр. 229



Ж. Ж. Руссо когда-то с сожалением заметил, что, когда раньше говорили о силе государств, то сравнивали их политическую добродетель, а в новой истории, подобно купцам, сопоставляют лишь сухие цифры их экономики. Бесстрастный язык экономических цифр и для настоящего времени остался главным показателем удельного веса различных величин международной жизни. И этот язык говорит не в пользу Европы. Возьмите nervus rerum современных европейских государств — их бюджеты: картина получается удручающая. Нет н и о д н о й бездефицитной страны.


Миллионы 

Расходы 
Доходы 
Дефицит 
% дохода в отн.

расхода

Франция (франки) 
1921 г. 
26 321 
23 262 
3 059 
56

Бельгия (франки) 
1921 г. 
9 689 
5 108 
4 581 
53

Германия (марки) 
1921 г. 
110 200 
40 500 
70 200 
36

Италия (лиры) 
1920 г. 
28 450 
9 520 
18 930 
34

Австрия (кроны) 
1920 г. 
33 144 
20 655 
12 539 
62

Венгрия (кроны) 
1920 г. 
20 210 
16 330 
9 670 
51

Греция (драхмы) 
1920 г. 
1 874 
636 
1 237 
34

Норвегия (кроны) 
1920 г. 
584 
529 
54 
90

Польша (марки) 
1920 г. 
15 189 
3 127 
12 062 
21

Голландия (гульдены) 
1920 г. 
724 
615 
109 
85

Швеция (кроны) 
1920 г. 
890 
852 
38 
96

Испания (песеты) 
1920 г. 
2 403 
1 842 
561 
77

Швейцария (франки) 
1920 г. 
604 
385 
208 
64




В этом перечне стран-расточительниц фигурируют одинаково и скромные побежденные, и гордые победители, и благоразумные нейтралы. Как видит читатель, в этом финансовом мартирологе нет только Англии, к своеобразному положению которой нам еще придется вернуться.

Параллельно с расходными бюджетами росли и государственные долги. Противоположные полюса европейской политики в этом отношении представляют общую картину. Французский долг составлял (во франках) 31 июля 1914 г. — 34 миллиарда, 31 декабря 1918 г. — 151 миллиард, 21 декабря 1919 г. — 240 миллиардов, 31 сентября 1920 г. — уже 285 миллиардов, и 28 февраля 1921 г. — 302 миллиарда; а германский долг, составлявший (в золотых марках) до войны пять с дробью миллиардов, в конце 1918 г. выражался в 140 миллиардах, а в октябре 1920 г. дошел до 418 миллиардов.*)



________________________

*) См. Moulton. «The necessity for disarmement». — «The Yale Review». January, 1922.



Стр. 230



Такому результату вряд ли приходится изумляться, если принять во внимание, что стоимость войны для всех воюющих стран составила свыше 40 миллиардов английских фунтов.

Если общая задолженность Европы составляет чуть ли не двести миллиардов долларов, то совершенно очевидно, что и при самых лучших условиях она не будет в состоянии уплачивать даже проценты по долгу (приблизительно по одному миллиарду долларов в месяц). При такой конъюнктуре Европа не только не в состоянии быть мировым банкиром по примеру прошлого времени, но сама должна ждать спасения со стороны от угрожающего финансового банкротства.

Тяжелые процессы в Европе не носят только поверхностного характера чисто финансовых (кассовых) затруднений; наоборот, они проникают в самую толщу экономических взаимоотношений, делая невозможным возврат к прежнему положению. По данным международного бюро труда при Лиге Наций, в Англии в 1921 г. число безработных составило 13%, в Голландии — 8,57%, в Бельгии — 11,7%, в Швейцарии — 26,8% и т. д., и при таких ауспициях Европа все-таки вынуждена в каком-то гипнозе обреченности продолжать тратить большую часть расходов не на производительные цели, а на вооружение и уплату процентов по долгам, что во Франции берет 47% бюджета, а в Англии — 50%.

Нормальное напряжение государственного бюджета не может не быть переложено на плечи всего населения Европы. И действительно, в то время как английский гражданин в 1920 г. отдавал государству 23% своего дохода (а в 1921 г. — даже 34 %), во Франции отчисления в пользу государства с дохода составляли 40%, а в Германии — 50%, — в счастливых Соединенных Штатах эта дань достигла едва 8%. Национальный же доход в долларах в 1920 г. на человека по данным, имеющимся в распоряжении Лиги Наций, составлял в Соедин. Штатах 700, в Соединенном Королевстве — 445, во Франции — 265, в Италии — 130 и в Германии — 103 доллара.

Задолжавшей и обнищавшей Европе уже трудно думать о сохранении своей мировой гегемонии. Встречавшая уже и до войны оговорку в непрерывно возрастающем могуществе Америки, гегемония эта получила решительный удар после войны, когда мировой политический центр явным образом переместился из Европы в Америку. На берегах Тихого океана появился успешно конкурирующий с европейским новый мировой центр, узлы которого оказались завязанными в большей степени в Америке — в меньшей в Японии. Вместе с перемещением этого центра Соедин. Штаты естественно должны



Стр. 231



были войти в роль того фактора, который своим давлением производит решающее действие и проводит в том или другом направлении линию мировой равнодействующей. Америка таким образом естественно заняла ту роль несвязанного, «островного» государства, которая раньше принадлежала Англии. Англия не могла и не хотела уступить своей традиционной роли и пытается парировать создавшееся положение целой серией шахматных ходов, продиктованных ее классической дипломатией.

Из того стремительного водоворота, в котором тонут другие европейские государства, Англия вышла сравнительно благополучно. Правда, экономически она находится в тяжелом положении уже потому, что ее экспорт в 1921 г. составил всего менее 4 миллиардов долларов против 7 миллиардов в 1920 г. Но ведь и счастливого ее конкурента — Америку, где число безработных в некоторых Штатах (напр. Массачусетс) дошло одно время до 20 %, — не миновало действие кризиса мирового хозяйства.

Во всяком случае финансовое положение Англии нельзя и сравнивать с безвыходным финансовым тупиком, в котором очутились другие европейские страны. Пусть действительность несколько видоизменила бюджетные предположения, но все же Англия оказалась единственной европейской страной, которая сумела составить бюджет в 1921—1922 г. с превышением (в 84 миллиона фунтов) доходов над расходами. Однако спасти мировую гегемонию Европы Англия не сможет. Наоборот, она сама в состоянии продолжать бороться за мировую гегемонию лишь потому, что является не только частью Европы, а Британской империей, опирающейся на широко разветвленную сеть могущественных «колоний за морями». Разумеется, в грядущей борьбе за мировую гегемонию прочно обеспеченное Англией преобладание в Европе сыграет свою роль в общей сумме мировых ингредиентов. Но решающая роль в борьбе принадлежит мировым, а не европейским факторам.

Поэтому из-за деревьев европейской гегемонии, поддерживаемой путем сближения с Германией, Италией и — honny soit qui mal у pense — большевистской Россией, — английская политика не упускает из своего поля зрения широких мировых задач, могущих быть разрешенными или при помощи Японии, или путем разделения сфер влияния с Америкой.

Таким образом английская политика, направленная своим острием против многих стран, главного своего про-



Стр. 232



тивника встречает в Сев. Америке — единственном государстве, способном сейчас помешать английской мировой гегемонии.

Эта тенденция английской политики является одним из главных факторов, обусловливающих возможность возникновения конфликтов и неизбежность возникновения соперничества на берегах Тихого океана. Японо-американское соревнование имеет, разумеется, свои глубокие корни и острые вопросы, но мирная или вооруженная борьба на Тихом океане будет проходить под знаком англо-американского соперничества точно так же, как в европейской войне решался основной вопрос об англо-германском споре. При всей активности, экспансии и силе Японии, на которые давно следовало бы обратить больше внимания всем «европейцам», эта страна может пока явиться только подсобным элементом для английской политики и вынуждена до известного момента играть лишь служебную роль, правда, сильно умеряемую большими шансами, выпавшими за последнее время на ее долю.

Не так давно в «Chicago Daily Tribune» появилось обращение бывшего морского министра Германии адмирала фон Тирпица, предостерегающего Америку от повторения германского опыта. Адмир. Тирпиц говорит, что так же, как до начала германской войны, Англия обещала свой нейтралитет Германии, а затем примкнула к Франции, — так и теперь Англия будет обещать свой нейтралитет Америке, чтобы при начале конфликта присоединиться к Японии.

Это пророчество содержит в себе много преувеличений, но несомненно, однако, что до Вашингтонской конференции англо-японский союз оставался основным стержнем английской мировой политики.

Направляется ли английская политика и теперь, когда англо-японский союз перестал существовать и заменен формально соглашением четырех держав (Англии, Соедин. Штатов, Японии и Франции), — тем же духом кооперации с Японией против Америки? Или англо-американское соревнование войдет в русло полюбовного раздела влияний в одних сферах и объединенной работы всей англосаксонской расы в других? Ответить на этот вопрос — значит в сущности на многие десятилетия вперед предсказать дальнейшее развитие истории человечества.

Мы склонны думать, что, если столкновения между находящимися в периоде роста японской и американской расой а 1а longue исторически неотвратимо, то борьба внутри англо-саксонской расы, на долгий период взявшей в свои руки лидерство



Стр. 233



в мировых судьбах, приняла бы характер мировой катастрофы, и потому должна быть предотвращена. Если теперь мы присутствуем при «сумерках Европы», то тогда мы явились бы свидетелями конца не только Европы, но и всей уже и без того надломленной европейской цивилизации.



Итак, пролог мирового действия составляется в Лондоне и Вашингтоне, а местом действия будет Тихий океан. Вот почему изучение тихоокеанской проблемы должно будет дать нам ключ к будущему развитию мировой истории независимо от того, явится ли Тихий океан самостоятельным центром скрещения противоположных международных интересов или на его широкой арене просто произойдет издалека подготовленный и тонко обдуманный разрушительный взрыв. Европа потеряла мировую гегемонию безвозвратно. Мир, сорвавшийся со своих вековых устоев, может найти временную гавань в союзе англосаксонских демократий. Для достижения такого результата английская и мировая демократия должны принудить одного из партнеров к отказу от традиционной политики «divide et impera», готовой на этот раз разнуздать силы Востока против родственной расы и культуры.



II.



В ту эпоху, когда столица Соед. Штатов была еще «на седлах ее конницы» и когда отважные потомки пилигримов с «Майского цветка» только начинали свой тернистый путь продвижения на Запад, путь, усеянный крестами безвестных могил по обеим сторонам теперешних железных дорог, — основные линии американской международной политики были очень просты: надо было отгородиться от внешнего мира, чтобы начать самостоятельную жизнь и развитие. Эту цель и преследовала знаменитая доктрина Монро, как известно, носившая двусторонний характер: пусть Европа не вмешивается в дела Америки, как Америка не будет вмешиваться в дела Европы. Эта доктрина не была чьим-либо случайным изобретением. Выраженные в ней принципы были лишь провозглашены в 1823 году в конкретной форме в противовес притязаниям Священного Союза, но они коренились в самой природе вещей и были еще на заре американской истории формулированы Дж. Вашингтоном в его «прощальной речи» как постоянные устои внешней политики Соед. Штатов.



Стр. 234



Но, если последующие поколения могли беспрекословно применять политическое завещание Вашингтона в то время, когда в эпоху, вдохновляемую Даниэлем Уэбстером и Генри Клеем, Соед. Штаты переживали период внутреннего роста и когда национальная энергия громадной страны уходила целиком и без остатка на создание многочисленных ячеек промышленного и торгового прогресса, покрывших густой сетью всю территорию, — то положение коренным образом изменилось с момента окончания этой подготовительной работы.

Со времени заключения мира с Испанией в 1898 г. и занятия Сандвичевых островов, Филиппин и Порто-Рико Соед. Штаты неизбежно должны были войти в широкий фарватер международной политики. Их интересы в Китае все время увеличивались. Первенствующее их положение на Тихом океане становилось экономическим и политическим фактом, окончательно закрепленным прорытием Панамского канала. Значение этого канала для направления мировой истории будет вряд ли много меньше открытия Суэцкого канала. Получив уже по Клейтон-Бульверовскому и Гэ-Поунсфотовскому договорам большие привилегии в деле контроля над Панамским каналом, Соед. Штаты вскоре добились полной монополии в этом деле. Когда республика Колумбия отказалась подписать договор с Соед. Штатами по поводу канала, в зоне его неожиданно для непосвященных вспыхнула революция, имевшая своим результатом образование новой республики Панамы, отделившейся от Колумбии и немедленно подписавшей Америке договор.

В связи с общей переменой не могли не измениться и основные вехи американской внешней политики. Оставшаяся теоретически незыблемой доктрина Монро с начала XX века стала претерпевать изменения на практике. Правило об Америке для американцев получило столь расширительное толкование, что Соед. Штаты, например, в 1911 г., основываясь на доктрине Монро, предъявили протест против покупки японскими коммерсантами полосы земли, лежавшей у бухты Магдалины на мексиканской территории и принадлежавшей также частным мексиканским подданным. Что же касается отрицательной части доктрины Монро о невмешательстве американцев в европейские (resр. мировые) дела, то параллельно с политическим и экономическим ростом Соед. Штатов не могло не расти и их международное влияние. Однако, войдя в фарватер мировой политики, Америка