В. Ф. М.. Востоковедение в России

[Минорский В.Ф.] Востоковедение в России / В. Ф. М. // Современные записки. 1924. Кн. ХХ. Культура и жизнь. С. 403–417.



Стр. 403
КУЛЬТУРА И ЖИЗНЬ

ВОСТОКОВЕДЕНИЕ В РОССИИ



Военные и революционные бури в разной степени отразились на состоянии отдельных наук в России. Наиболее пострадали науки общественно-юридические; они, конечно, тесно были связаны с теми устоями, изменение которых было прямой целью большевиков. Востоковедение оказалось на другом полюсе и по существу своему подозрений не возбудило.

В условиях изоляции от Западной Европы мысль России искала отдушин в дру-



Стр. 404



гих направлениях и находила их на бесконечном протяжении азиатской границы, по которой Россия соприкасается с главнейшими государствами Востока: Японией, Китаем, Афганистаном, Персией и Турцией.

Любопытно, что позыв к Востоку обнаружился и в зарубежной России. Пересадка эмиграции на Запад была так внезапна и различия новой обстановки представлялись в таком резком разрезе, что думам и чувствам естественно было оглянуться назад, в сторону исконных «органических» путей России. Если иногда евразийские стремления и принимали форму тоски по пресловутой славянофильской мурмолке, то в основе своей корни подобной тяги навстречу солнцу были, конечно, одним из самых мощных коллективных стимулов истории русского народа. Уже Чаадаев ясно видел географический подвиг русской истории.

В Советской России параллельные процессы имели более практический характер.

Первая русская революция повлекла за собой революционное движение в Персии, Турции и Китае. Дело не ограничивалось тем, что временно исчезал жандарм, охранявший недвижный порядок. Вибрации центра передавались к периферии, где посредствующие этнические элементы усваивали их, приспособляли и несли дальше.

Революция 1917 года представила в этом отношении полную параллель событиям 1905 и последующих годов. Восток был единственным направлением, куда могла беспрепятственно разливаться бушующая стихия. Восток был, кроме того, поприщем, на котором казалось возможным нащупать Ахиллесову пяту противников, неуязвимых в Европе. Если бы даже Россия сама об этом не подумала, ее пробудили бы запросы самих ее восточных соседей. Востоковедению приходилось удовлетворить интересу, который обнаруживался к Востоку. К азиатским странам, хотя бы даже ввиду лингвистических затруднений, нельзя было подойти без подготовки. Науки «востоковедения», в сущности, нет. Востоковедение — это университет разнообразных знаний, относящихся лишь к ограниченной площади: сюда входит и лингвистика, и история, и география, и этнография, и археология, и история культуры.

Старые русские учреждения, разрабатывавшие эти дисциплины, пережили ряд кризисов и изменений.

Немало стариков — столпов русского Востоковедения — поумерло с начала войны: иранисты К. Г. Залеман и В. А. Жуковский, историки Востока Б. А. Тураев и Н. И. Веселовский, турколог В. Д. Смирнов, нумизмат А. К. Марков, знаток искусства Я. И. Смирнов. Поредели и ряды многообещавшей молодежи: скончались молодой японовед Розенберг, арабист Кузьмин, турколог Фалев. Сравнительно небольшое число



Стр. 405



ориенталистов оказалось рассеянным в других странах.

Но подвиг русских ученых сумевших остаться на своих местах, принес свои плоды. Материальное достояние науки было спасено, и вскоре — при наступлении более благоприятного периода — приумножено. Еще важнее то, что рядом со старыми именами появилось племя молодое, незнакомое. На примере новых стран (Чехии и Польши) видно, с какими затруднениями соединено создание несуществовавшего востоковедения. Знание восточных языков и литератур в значительной мере еще носит индивидуальный характер. Математика или европейского словесника со значительным вероятием может заменить любой его сотоварищ. Наоборот, востоковедение тесно связано с долгим пребыванием в удаленных и малодоступных странах. Каждый восточник, ввиду неразработанности его специальности, принужден ходить новыми путями, основываться на знании рукописных и единственных в своем роде материалов. Здесь словесная традиция играет исключительную роль.

Главным очагом востоковедения и главным центром научных коллекций был всегда Петербург. В отношении мусульманского востока некоторые научные силы сгруппировались в Москве вокруг Лазаревского института. Между обеими столицами и в области востоковедения не было полного согласия. Петербург несколько свысока относился к практицизму Москвы. Москва немного будировала против замкнутой касты петербургских служителей чистой науки.

Разница продолжает жить и в настоящее время, и обстоятельства подвели под нее новые основания.

Только что появилась маленькая изящная брошюрка*), в которой даны итоги научной работы петроградских восточников за последние годы. Характерен оттенок мысли, отграничивающий Петроград в несколько особый мир, но надо пожелать, чтобы собирание научных сил под эгидой северной столицы могло охватить постепенно и Москву, и все пределы России.

Главным ученым учреждением Петрограда остается Российская академия наук, в число членов которой входят восточники Ольденбург, Коковцов, Марр, Бартольд, Щербатской и Крачковский**)

При Академии числятся: Яфетический институт, Азиатский музей, Коллегия востоковедов, Музей антропологии и этнографии с рядом науч-



––––––––––––––––––––––

*) Востоковедение в Петрограде 1918—1922. Памятка коллегии востоковедов при Азиатском музее Российской академии наук. Петроград, 1923.

**) Главным академическим изданием, где собраны работы восточников за последние годы, явился толстый том Melanges Asiatiques.



Стр. 406



ных изданий, возобновивших свой выход.

Новым учреждением (с 1918 г.) является Российская академия истории материальной культуры, сменившая бывшую Археологическую комиссию; к ней примыкает 15 организаций в Москве и провинции, имеющих те же задачи исследования вещественных, бытовых и. художественных памятников старины и современности.

Особую энергию проявляет Яфетический институт, детище Н. Я. Марра, который неутомимо развивает свои теории о третьем этническом (т. наз. «яфетическом») элементе: он должен занять место наряду с мирами индоевропейским и семитским. Начав с изучения кавказских языков, Н. Я. Марр постепенно подошел и к тем языкам древности, родственные связи которых оставались неопределенными (язык ванских надписей — так наз. халдский или урартийский; язык второй коллоны надписей древних персидских царей; загадочный этрусский язык). Среди существующих языков Марр протянул список своих клиентов от вершин Памира (язык буршаски) через Кавказ до подножия Пиренеев (язык басков).

Долгое время почти никто не мог поспевать за Н. Я. Марром, который по тем непроходимым горным тропам настойчиво прокладывал свой одинокий путь. Но в последнее время многие мысли его, видимо, нашли добрую почву. Если первый выпуск «Яфетического сборника» (1922 г.) заполнен почти исключительно самим родоначальником новых теорий, то выпуск второй (1923) особенно интересен участием в нем германиста Брика, ираниста Ф. А. Розенберга, турколога Самойловича, монголоведа Владимирцева и т. д.

В их статьях речь не всегда идет о специфическом «яфетизме», т. е. об установлении единой новой семьи языков, но теории Н. Я. Марра охватывают и ряд побочных интересных мыслей относительно существования смешанных «языков-метисов», относительно загадочных неразложимых остатков в каждом языке, не поддающихся до сих пор никакой классификации и занесенных неизвестно из какой тьмы веков и от каких исчезнувших народов. В германских языках остается до 30% корней без несомненных индоевропейских соответствий, а в пяти первых главах «Дон Кихота» Сервантеса девять испанских слов оказываются не помнящими родства (статья профессора Д. К. Петрова).

Тут намечаются действительно новые подходы к делу, интересующие самые разнообразные отрасли лингвистики. В самой соборности сотрудничества их представителей лежит залог нахождения новых путей.

Очень благоприятным показателем для яфетических ме-



Стр. 407



тодов является обращение в новую веру петроградского германиста Ф. А. Брауна, который, переехав в Германию, по-немецки излагает приложение теорий Марра к области германской филологии*).

Тем, чем для Франции и для Англии являются их Азиатские общества, для России являлось Восточное отделение Археологического общества, издавшее 24 тома своих записок (З. В. О.), широко популярных в Европе. Общество продолжает свою работу, и с 1921 г. в нем состоялось около пятидесяти докладов. В трудный 1921 год вышел XXV том Записок Восточного отделения. В 1922 году к юбилею Парижского Азиатского Общества был выпущен превосходно изданный том: Н. Я. Марр и И. А. Орбели. «Археологическая экспедиция 1916 года в Ван. Раскопки двух ниш на ванской скале и надписи Сардура II из раскопок западной ниши».

Клинописные надписи, найденные И. А. Орбели в Ване во время войны, важны тем, что имеют историческое содержание и дают много имен и названий. Они важны для определения границ влияния Ванского царства, игравшего важную роль в передней Азии в IX—VII веках до Р. X. и упорно отстаивавшего свою самостоятельность от ассирийцев. Ванские цари, говорившие на халдском (яфетическом) языке, совершали набеги далеко в глубь Закавказья: в районе Карса и в окрестностях озера Гокчи найдено много их надписей. Сардур II перечисляет все покоренные народы в районе Закавказья и затем называет имя, которое может быть истолковано как «Дюген, царь Ионии». Возможно, что речь идет о какой-нибудь греческой колонии на берегах Черного моря.

Восточный факультет как самостоятельная ветвь Петроградского университета был в 1919 году уничтожен, но это на практике означало лишь, что все его кафедры включены были в состав факультета общественных наук. Главным образом они входят в этнолого-лингвистическое отделение.

В университете оставлено чисто научное преподавание, а практическая часть сосредоточена в Петроградском институте живых восточных языков, где слушатели обучаются десяти языкам Дальнего, Среднего и Ближнего Востока.

Существуют и работают в Петрограде Российское палестинское общество (7 докладов за 1921—1922 г.) и Русское географическое общество, снарядившее в 1923 новую обширную экспедицию в Монголию и Тибет. Ее руководитель полковник Н. К. Козлов поставил себе задачей создать новые кадры продолжателей славных традиций Пржевальского и его учеников. Перед выездом экспедиции из России ее видел проф. Sylvain



––––––––––––––––––––––––

*) F. Braun, Die Urbevolkerung Europas und die Herkunft der Germanen.



Стр. 408



Levi, который недавно так выразился о ней: «C’est une mission magnifique, très bien constituée, très bien organisée».*)

Другими учеными учреждениями с восточными отделами являются Российский институт истории искусств (бывший графа Зубова), Институт сравнительной истории языков и литератур Запада и Востока (имени А. Н. Веселовского) и т. д. Под № 22 в памятке востоковедов указан Петроградский богословский институт, где читается история распространения христианства на Д. Востоке (проф. Д. Позднеев), курс древнееврейского языка и т. д.

После описания работы музеев и библиотек памятка дает сведения о трех временных выставках, устроенных в Петрограде: буддийской, заупокойного культа древнего Египта и, наконец, сасанидских древностей. Эта последняя состояла из собраний Эрмитажа, А. А. Бобринского и Строганова. На ней были представлены не только древности эпохи персидской династии, правившей в II—VII вв. по Р. X., но и отражения искусства сасанидов в далеких странах. Были выставлены, напр., так наз. «сасанидские» блюда, найденные в Пермской и Вятской губерниях.

Маленькая книжка, составленная под ближайшим руководством проф. Котвича, заключает в себе немало и других фактических сведений и заканчивается списком 53 востоковедов, проживающих в Петрограде, входящих в различные объединения и обслуживающих перечисленные учреждения — конечно, с неизбежным совместительством в нескольких местах.

14 восточников показаны «выбывшими» в Зап. Европу, Манчжурию, Туркестан и провинцию; 19 восточникам, скончавшимся между 1919 и 1922 гг., посвящены краткие некрологи.

Итак, «иных уж нет, а те далеко», но громадное большинство русских ориенталистов бережет и развивает вверенное им достояние предшествующих поколений.

В Москве**) востоковедение базируется на Научной ассоциации востоковедения, созданной декретом 14 января 1922 года. Ее целью является «объединить научные организации, общества и отдельных лиц в деле изучения Востока». Очевидно Ассоциация должна была стать центральным руководящим органом изучения Востока, но мы видели, что петроградцы как бы подчеркивают свое самоопределение, хотя многие из них работают и в московских изданиях.

Ассоциация разделила свои работы на два отдела: политико-экономический и историко-этнологический. В последнем и участвуют главным образом петроградцы и московские



––––––––––––––––––––––––––––

*) «La Geographiе», mars 1924, 344.

**) «Новый Восток», I, стр. 454.



Стр. 409



профессора-специалисты. Но в московской Ассоциации любопытна главным образом прикладная политическая часть ее заданий. Ассоциация стремится освещать преимущественно современную жизнь Востока, его политические течения, партии, прессу, общие вопросы политики местной и европейской. Ассоциация имеет корреспондентов в большинстве восточных стран, она создает курсы (наприм., при военных учреждениях), регистрирует наличную литературу по Востоку в московских библиотеках и т. д.

Во главе Ассоциации стоит организационное бюро, в котором совершается симбиоз настоящих коммунистов (Павлович-Вельтман, Трояновский, Бройдо) и старых профессоров (Трутовский, Гордлевский, Бороздин и др.).

Лингвистические задачи преследует в Москве «Институт востоковедения», сменивший Лазаревский институт, унаследовавший его преподавателей, но, видимо, все еще не могущий стать твердо на ноги, после того как ему пришлось покинуть свое исконное помещение, ставшее Домом армянского народа. Программа Института охватывает теперь и дальневосточные языки; к ним добавлено сравнительное языковедение, изучение религий востока, колониальная политика и т. д.

Деятельность Коммунистического университета трудящихся Востока, очень любопытная с политической стороны, выходит уже за пределы понятия о востоковедении: это, скорее, своеобразное западоведение для толпящихся в Москве экзотических представителей.

И Петроград, и Москва с их характерными особенностями отражаются в их периодических изданиях. Петроград издает журнал «Восток», Москва — толстые тома «Нового Востока».

«Восток»*) — это по преимуществу литературный орган, состоящий прежде всего из переводов, а затем и из научно-популярных статей, но также на темы об искусстве, театре и археологии. Внешность книжек «Востока» выдержана в духе орнамента персидских миниатюр. Журнал издается отлично: шрифт, бумага, аккуратный набор превосходны; лишь фотографии не всегда сами по себе столь же технически совершенны, сколь хороша их репродукция.

В редакционную коллегию входят академики С. Ф. Ольденбург (индианист), И. Ю. Крачковский (арабист) и профессора В. М. Алексеев (китаист) и Б. Я. Владимирцев (монголист). Состав свидетельствует о высоком научном контроле за содержанием журнала и о разнообразии его материалов.

Можно с уверенностью ска-



––––––––––––––––––––––––––––

*) «Восток» — журнал литературы, науки и искусства, «Всемирная литература», Госиздательство, Петербург, 1922 — 9, вып. 1—3.



Стр. 410



зать, что журнала подобного типа в настоящее время не имеется ни на одном из иностранных языков.

Преувеличенно думать, что восточные литературы могут непосредственно заинтересовать широкую публику. Без обаяния родного языка эти редкие гости часто теряют наиболее яркую часть своего оперения. К самому содержанию необходим подробный комментарий, и читатель должен быть известным образом подготовлен. Европейская и восточная эстетики совершенно различны: то, что кажется в Китае и особенно в мусульманских странах верхом изящества, на наш взгляд нередко нестерпимо по своим преувеличениям, повторениям и каким-то пустотам, там, на родине, заполняемым блеском фразы, рифмы и ритма.

Кроме того, мы сами создали себе представление об «ориентальности», которая далеко не то, что Восток. Мы слишком пропитаны впечатлениями от Востока наших собственных поэтов, музыкантов, живописцев. Для уха, воспитанного на принаряженной, сладковатой «Шехеразаде» Римского-Корсакова, подлинная восточная музыка кажется сперва невыносимой. Ее четверти тонов модуляции непонятны, и нужно время и подходящая обстановка, чтобы проникнуть в душу этих странных надземных томлений духа:



Слушай, как печально флейта 

О разлуке говорит... 

(Джелаль-эд-дин Руми).



То же и с поэзией, и вообще с литературой.

Редакторы «Востока» хорошо делают, что дают небольшие образцы разнообразных литератур. Некоторая пестрота их сопоставления поддержит лучше внимание нового русского читателя, выросшего в атмосфере бурь, далеких от мудрости притч, мистики иносказаний, умиротворенности старого Востока.

Лет сорок прошло, с тех пор как вышла сборная история литературы Корша и Кирпичникова, где впервые ответственные русские специалисты дали и образчики переводов с восточных языков. С тех пор приходилось искать их в отдельных курсах: незабвенного Б. А. Тураева — для народов классического Бостона, профессоров Крымского и Гордлевского, для мусульманских народностей и т. д. Теперь впервые вся гамма образцов собрана вместе. В трех книжках «Востока» помещены переводы с языков: древневавилонского древнееврейского, санскрита,*)



––––––––––––––––––––––––––

*) Нельзя писать «санскритский язык» по подобию «латинский». Термин «латинский» — географический, от Latium, между тем как санскрта вача значит только «совершенная речь». По-русски можно еще допустить выражения «санскритский глагол, санскритское причастие», но не лучше ли оставить для языка старую форму «санскрит» или уже именовать его «древнеиндийский»?



Стр. 411



китайского всех эпох, японского, арабского, персидского бенгальского, тибетского, монгольского, турецкого, армянского и грузинского.

Нет человека в мире, чтобы компетентно судить о точности переложения на русский язык всех этих текстов, и высказываться приходится преимущественно с точки зрения русской речи. Мир востоковедения еще недавно был замкнутой средой, где вершились свои таинства, между тем как непосвященные лишь понаслышке повторяли слухи, приукрашенные всевозможными ересями. О Расине, о Лопе де Вега скромность обязывает говорить лишь тех, кто к этому подготовлен, но о Коране, Хафизе каждый поэт считает возможным создать представление по образу и подобию своей фантазии. Долгий разрыв научного востоковедения с широкой аудиторией отразился и на языке работ филологов. В поисках точности терминов создавались шибболеты, исчезал стиль языка.

В изящном романе приключений, переведенном в новом журнале с санскрита, попадаются такие фразы: «Богиня красоты, восседающая на лотосе, прижималась своим крутым бюстом к твоей высокой груди»... «Мать должна взвесить материальные вопросы»... «Обряд совершался согласно ритуала (sic!) Атарваведы». Это, быть может, точно, но нехудожественно, между тем как целью «Востока» должно быть именно претворение в русскую форму экзотических мыслей и образов. Немцы в этом случае говорят не об Übersetzung, а о Verdeutschung. Так Жуковский пересаживал к нам германскую романтику, так ученый ориенталист Сенковский (известный публике преимущественно как барон Брамбеус) переводил арабских поэтов.

Переводчик с бенгальского, хотя и удачно справившийся со своей задачей, справедливо говорит, что в отношении таких попыток «еще нет никакой традиции». Очень вдумчивое отношение проявлено сотрудниками-синологами к вопросу о том, как дать по-русски наилучшее представление о китайской поэзии. В Англии только что произвели сенсацию переводы A. Waley. Они для китайской поэзии обещают сделаться тем, чем стали для персидского поэта О. Хайяма вольные переложения Фиц-Джеральдо. Тут конечно, требуется долгая, филигранная и совершенно новая работа, но примером полного успеха может служить перевод молодого синолога Шуцкого из Ли Бо (VII в.):



Тоска у яшмовых ступеней. 

Я стою... У яшмовых ступеней 

Иней появляется осенний. 

Ночь длинна-длинна... Уже росой

Мой чулок охвачен кружевной.

Я к себе вернулась, я печальна,

Опустила занавес хрустальный,



Стр. 412



Но за ним я вижу: так ясна 

Дальняя осенняя луна!



Красочным, мужественным языком перевел поэт О. Мандельштам грузинскую эпическую поэму В. Пшавелы.



Темь. В пространстве тают шорохи;

Стерла звуки ночь огромная; 

Дремлет гор семейство темное, 

Изваянье вечной горечи; 

Льдистой митрой удручаются 

Отрешенные от зелени.



Или ответ богатыря Гоготура на укоры жены:



Ты не суй свой нос, безродная, 

В дело честное, булатное. 

Твое дело веретенное, 

Веретенное-чулочное.



Здесь экзотика ру