Mих. Ос.. [Рец. на журн.:] Русский современник: Лит.-худож. журнал. Л., 1924. № 1

[Осоргин М.А.] [Рец. на журн.:] Русский современник: Лит.-худож. журнал. Л., 1924. № 1 / Mих. Ос. // Современные записки. 1924. Кн. ХХ. Критика и библиография. С. 426–429.



Стр. 426
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ



«РУССКИЙ СОВРЕМЕННИК». Лит.-худож. журнал. № 1. Ленинград—Москва, 1924 г. (349 стр.).



Вышла первая книжка давно анонсированного частного журнала «Русский современник». Ближайшее участие в нем принимают М. Горький. Евг. Замятин, А. Н. Тихонов, К. Чуковский и Абр. Эфрос. Среди сотрудников преобладают имена «старых» литераторов, продолжателей традиции «большой» русской литературы. Для нас журнал любопытен тем, что он как бы должен явиться средостением между зарубежными остатками литературы и российскими зародышами новой. Журнал беспартиен и аполитичен: вопросам острым и злободневным он по необходимости места не уделяет совершенно. Это делает его бледным и бесстрастным, менее любопытным, чем «Красная новь», «Заря» или лежневская «Россия», но это же дает ему возможность не жертвовать целых страниц официальной истине, чтобы сказать несколько строк подлинной художественной правды.

Из поэтов в первой книжке печатаются Ф. Сологуб, Анна Ахматова, Н. Клюев, Ник. Асеев и Алексей Вагин. К сожалению, нет А. Н. Тихонова, одного из лучших новых поэтов. Пессимистические перепевы Сологуба и Ахматовой уступают энергичным и звонким строкам Вагина («Злые, смелые, русые»). Клюев со своей «неприкаянной Россией» обыкновенен. Вообще отдел стихотворный пока малоинтересен.

Часть материала нам, зарубежным, известна. Воспоминания М. Горького уже печатались за границей. В нескольких газетах перепечатывался (заимствованный «Известиями») водевиль Леонида Андреева «Конь в сенате». Новы для нас «Рассказ о самом главном» Евг. Замятина, «Два рассказа» Пильняка, отрывок («Иваны») из книги И. Бабеля «Конармия» и неоконченная в первой книжке вещь Леонида Леонова «Записи некоторых эпизодов, сделанные в г. Гогулеве А. П. Ковякиным». Кстати, два последних автора также почти неизвестны за рубежом.



Стр. 427



Тема Евг. Замятина страшна. Эпизод гражданской войны, встреча — на разных фронтах — двух бывших соратников и товарищей. Один, прежде чем расстрелять другого, допускает к нему любимую им женщину, которая просила за него и готова была — ради спасения любимого — отдаться его палачу. Наутро он его все же расстреляет. Но оба они, а то и все трое, знают что-то «самое главное», что выше всех сложных временных обстоятельств, создавших житейскую драму.

Вполне сознаю, что изложить так рассказ Замятина, значит — не сказать ничего. В рассказ густо вплетен иной мир и иные миры, запутанные и заслоненные великим туманом слов и сложнейших чувств. Быть может, автор страдает, что он не может простое и главное сказать просто; быть может, он сам потерялся в дебрях углубленной думы. Его рассказ тяжел трудной формой и непростой мыслью; это — не лучшее, написанное Замятиным.

Не лучшее свое дает и Борис Пильняк, давно уже взятый в плен недорогой словесностью. Сцена из октябрьских дней и эпизод облавы на волков; желающий может последний эпизод толковать и в переносном смысле. У Пильняка наблюдается исчерпанность образов; он, например, позволяет себе дважды повторить такую безвкусицу, как «избы захворали трахомой керосиновых лампенок». У него «соль звезд к рассвету сменилась лыком облаков». Он недопустимо пишет: «И ночами загорались звезды... они горели четки, новы, велики, — и они первые создали эту смутную ассоциацию — о том, что...». В стило, которым пишет Пильняк, как будто истощились чернила; какая-то опустошенность в его слоге, бессочность в его образах. Так можно написать множество — без творческих мучений и наслаждений. И холоден к нему читатель.

Много нужно бы сказать о Леониде Леонове, молодом беллетристе, мало у нас известном. Он начал писать года три тому назад, печатается же лишь второй год. Когда в 22 году он выступил в Москве (не в печати, а в чтении) с первыми своими рассказами, он произвел впечатление исключительное. Критики самых разных толков почуяли в нем «явление» и «пришествие». Теперь, когда Л. Леонов наконец печатается, приходится проверять впечатления, усиленные — быть может — его изумительным чтением. Первой напечатанной вещью был фантастический, полный русского юмора рассказ «Бурыга» (в новом «Шиповнике»). Затем появились отдельными изданиями рассказы «Петушихинский пролом», «Деревянная королева», «Туатамур» и др. Поражала разносторонность его дарования. Так, например, «Туатамур» (сюжет из битвы на Калке) написан в каком-то татарском стиле, уснащен татарскими фразами, слитыми с языком русским, четким и образным. Удивительна свежесть и органичность блестящих образов,



Стр. 428



рождающихся под пером Леонова, — они у него лучши и необходимы.

Новая работа Л Леонова — опять совершенно особого жанра. «Эпизоды, сделанные в городе Гогулеве» написаны от имени малограмотного провинциального летописца и пересыпаны его стишками, одами и сатирами. Впервые можно отметить в леоновской прозе явное влияние литературных авторитетов-стариков Лескова и Щедрина; быть может, линия Лескова и есть наиболее родственная для Леонова; во всяком случае, она соединяет его с «большой литературой». Но несомненно и то, что Леонов все еще ищет себя и свой путь — что и естественно для очень молодого автора. Поэтому, не входя в подробную оценку его дарования, можно пока сказать, что в его лице новая, связанная с прежней литература нашла талантливого бытописателя и тонкого юмориста, способного преодолеть разнообразнейшие литературные формы. Писатель может вырасти, как может и разменяться; чаще всего мы наблюдаем последнее. И нельзя сказать, что суждено Л. Леонову или на что у него хватит дарования и работоспособности.

«Иваны» И. Бабеля кошмарны по сюжету и написаны с соблюдением всех требований, предъявляемых современным писателям современной российской критикой: бытовая тема гражданской войны, реализм, свобода от «красивости», резкость пера, отрыв от интеллигентщины. Но автор талантлив, проще и выразительнее, например, Н. Никитина, специалиста по пересыщению языка стилем.

Половина книжки занята комментированными документами литературного архива и небольшими критико-литературными заметками. Имеется письмо Л. Толстого о Шекспире, «Байрон» Ф. Тютчева, ряд писем Достоевского и к нему, стихи и пародии Кузьмы Пруткова. К. Чуковский дал литературный портрет Ал. Н. Толстого, Б. Эйхенбаум — статью «В ожидании литературы», Абр. Эфрос — «Восстание зрителя», Ю. Тынянов — «Литературное сегодня» (с нерадостными выводами), София Парнок написала о Б. Пастернаке, Н. Пунин — о первой выставке «АХРР». Много мелких библиографических заметок.

Особо следует упомянуть об интересной статье М. Горького «Владимир Ленин». Автор близко знал Ленина, и воспоминания его полны интереса. В характеристиках много смелости, немало и недоговоренности. Нельзя, конечно, и сравнивать написанного М. Горьким о Ленине с ворохом официальных характеристик и притянутых к случаю воспоминаний, наполняющих казенные периодические издания. С другой стороны, у Горького чувствуется желание защитить Ленина — и это делает его характеристики односторонними. Но в общем трудно сказать, что мог бы сказать о Ленине его долголетний друг языком, цензурой не связанным, и с большого отдаления. Является ли журнал «Русский современник» большим со-



Стр. 429



бытием в литературной России? По-видимому — нет. Он по необходимости бледен, как рожденный на почве нездоровой. В отличие от других, ярких определенностью подбора и смелостью дозволенных суждений, он как-то... застенчив. Но первая книжка — только начало, подождем следующих.



Мих. Ос.