Северов А. [Гуковский А.И.] Внутриклассовая борьба [статья] // Современные записки. 1921. Кн. III.. С.308–328.

 

Внутриклассовая борьба.

 

I.

Еще рано писать истории международного социализма после войны. Тут «все течет», все изменяется. Расходятся в разные стороны старые единомышленники, сближаются вчерашние противники, возникают без числа новые партии, ломаются на куски, как гнилое дерево, обширные, недавно еще сплоченные политические организации или поворачиваются на своей оси с легкостью, которой никак нельзя было от них ожидать. «Сангвинические» итальянцы и «флегматичные» швейцарцы совершенно одинаково поддаются притяжению коммунистического интернационала, чтобы через несколько месяцев разделиться и, в большинстве, старательно отрясти от ног своих прах Москвы. А как раз в это время большинство французских социалистов, наоборот, сдаются на капитуляцию московским диктаторам и, хотя без особого удовольствия, но с полной покорностью принимают все «условия», даже не зная в точности, сколько их: 21 или 22, и с прискорбием, даже со слезами покидая оставшихся друзей, на которых затем обрушиваются, как на заклятых врагов, против которых допустимо все, вплоть до избиений на предвыборных собраниях... Какая сила расколола немецких независимых, преодолела их жажду единства и поселила между ними непримиримую рознь? Отчего ломается единство социалистических партий во всем мире и где предел этому развалу? Почему одни тянутся к «коммунистической» Москве и ею npиемлются, другие отвергаются, а третьи сами ее отвергают и слы

Стр. 309

шать о ней не хотят? Почему, наконец, именно так, а не иначе распределяются партии в разных странах, окрашивая движение в тот или другой — «красный», «желтый» или оранжевый — цвет?

Глубокое незнание и непонимание России Европой сослужило огромную службу деятелям Московского интернационала, окружив их подвиги романтическим ореолом. Их слова, заимствованные из немецких и французских книг, воспринимались на западе легко и с восторгом как дорогие и привычные символы и действовали тем неотразимее, что скрывавшаяся за ними действительность не поддавалась никакой проверке. В пределы советской России, опасливо охраняемые извне и изнутри, труднее было проникнуть, чем в запретный Тибет, не говоря уже о какой-нибудь Центральной Африке или Огненной Земле. И за этой непроницаемой завесой, за этими сказочными семью замками творилось таинство низвержения капитализма, свершалось обетованное освобождение труда. Это ли не было чудом? — благодетельным чудом, явленным как раз вовремя, когда так нуждались в нем массы, измученные ужасами чудовищной войны и обнищания, оскорбленные новым ростом социальных контрастов, обманутые в своих ожиданиях окончательного, демократического, избавительного вселенского мира. На призывы благой сверхъестественной вести, прозвучавшей с востока, потянулись с раскрытой душой, с закрытыми глазами. «Уверовали многие». Вера родилась потому, что была потребность в ней. В год-полтора возникла новая церковь. И когда уголок завесы приподнялся и начались робкие попытки исследования истины, рассеять сложившееся предание оказалось уже нелегко.

Торжествующим московским радио начали поддаваться и скептики. Небывалая от сотворения мира реклама, на которую сотнями миллионов разбрасывалась казна разоренного народа, способствовала распространению и укреплению мифа об удавшемся в крестьянской стране водворении благодетельной пролетарской власти. Агитация находила себе тем более благодарную почву, что даже люди, привыкшие отдавать себе отчет в происходящем, не умели отделить военный октябрьский переворот

Стр. 310

от пронесшейся над Россией весенней грозы, и славу мартовской революции по неведению переносили на тех, которые вооруженною рукою поставили к ней точку. Не понимали, что большевизм явился лишь своеобразною формой подавления революции. В насильственном утверждении нового рода тирании видели продолжение подлинного народного движения, в котором население «сообразно собственному желанию, свободно устраивает свою судьбу». А это предрасполагало в пользу Москвы уже не только социалистическое общественное мнение, но частью даже и либеральное...

Все способствовало успеху 3-го интернационала, а его вожди умели пользоваться обстоятельствами — и список примкнувших к Москве партий разных стран рос с поразительною быстротою. На первых порах для этого принимались, правда, особые меры. Часто бывало, что сперва присоединялся «комитет коммунистической партии» той или другой страны, а затем уже созывался «конгресс», который неизменно и подтверждал решение «комитета»: так случилось с норвежской социал-демократической партией, левой шведской, «балканской революционной федерацией» (болгарские «тесняки» и румынские коммунисты), «американскими коммунистами» и. т. д. Отсюда видно, что с присоединением сильно торопились, не всегда дожидаясь решения конгрессов, которое в возникающих коммунистических партиях, по-видимому признается второстепенною формальностью, заранее предопределяемою «центром»,— особенно когда периферия существует еще только в проекте. Зато, напр., в Соед. Штатах оказалось даже сразу две коммунистические партии, которые «обе принадлежат к Третьему инт-лу», как отмечает с удовлетворением исполнительный комитет последнего в своем послании «ко всем германским рабочим», из которого мы заимствуем эти сведения.*) О численном составе примкнувших партий и о том, какую они представляют долю в рабочем классе своих стран послание однако умалчивает, и это понятно, так как иначе ему пришлось бы считать-

–– ––

*) См. L.-O. Frossard. «Le Parti Socialiste et L'lnternationale» (Сборник документов), pp. 46-47.

Стр. 311

ся с указаниями на то, что в самой Америке коммунистов не видно и не слышно; что некоторые европейские страны бутафорски представлены в 3-м инт-ле лицами, не выезжавшими из Москвы, и. т. д. Так или иначе, эта бутафория сослужила свою службу, и ко времени второго своего съезда (в июле — августе 1920 г.) Третий инт-л не без основания мог утверждать, что его разветвления раскинуты по всему свету, и удостоверить (в торжественном предисловии к знаменитым «условиям допущения»), что он «в моде».

Вот при каких обстоятельствах начались попытки иностранцев ознакомиться с действительностью на месте. Почетный плен, в который они попадали с самого вступления на советскую территорию, незнание языка, искусная инсценировка того, что хозяевам угодно было им показать, принудительно сгоняемые приветственные манифестации, отсутствие свободной печати — все это не облегчало задачу доверенным людям европейского пролетариата. Непопулярность блокады побуждала их закрывать глаза на многое. Ореол революции довершал остальное. Вернувшись домой, почтенный британский социалист Лэнсбери напечатал в своем «Daily Herald»'е сплошной панегирик коммунистической республике. Официальные делегаты французской социалистической партии — ее секретарь Фроссар и в особенности член палаты Кашен — заполнили множество страниц своей «Humanité» и бесчисленные публичные собрания восторженными похвалами «виденному в России». И только уже впоследствии — на Орлеанском конгрессе Генеральной Конфедер. Труда — первый из них, прижатый к стене вопросами Мергейма, признался, что «в три недели нельзя же было изучить русский язык, и потому вполне ручаться за точность своих сведений он не может», — но тут же, впрочем, с полным убеждением добавил, что «если бы и знал что-нибудь плохое о советской России, то никогда бы не позволил себе огласить — чтобы не повредить русской революции»... В силу того же опасения итальянская рабочая делегация, побывавшая в советской России с осведомительными целями, никак не могла решиться, в течение нескольких месяцев, опубликовать свой

Стр. 312

доклад во всеобщее сведение. Факт, сам по себе достаточно, казалось бы, выразительный, из которого, тем не менее, итальянские рабочие, по-видимому, всех выводов не извлекли.

Всеобщий заговор против истины, однако, невозможен. Появились и обошли всемирную печать сдержанные и потому вдвойне убедительные разоблачения членов английской рабочей делегации, спокойно удостоверивших, что в коммунистической республике «нет никакой свободы»: нет свободы слова, печати, ни даже свободы передвижения; что чрезвычайная комиссия «пользуется шпионами и агентами-провокаторами», и ей принадлежит «право жизни и смерти над заподозренными»; что тысячи людей расстреляны после процедуры, состоявшей лишь в том, что их «приводили в комиссию и предлагали им несколько вопросов»; что условия жизни населения «сильно походят на некоторые формы рабства»; что сам глава советской власти Ленин — «князь фанатиков и раб догмы»; что он «далеко не такой крупный человек, как обыкновенно думают» и «так плохо осведомлен о положении дел в Англии, что его мнения кажутся смешными» (сообщения м-с Сноден, члена независимой англ. раб. партии, стоящей левее Labour party). Секретарь делегации д-р Гест описал довольно обстоятельно, как производится то, что носит название выборов в советы: противникам большевиков запрещено выставлять свои кандидатуры, а оказавшиеся выбранными исключаются; такую меру применили в апреле 1920 г. к фракции меньшевиков, избранной в Витебский совет; то же было повторено в Ташкенте — «на том основании, во-первых, что меньшевики не принимали участия в большевистской революции, и, во-вторых, что венгерская революция была предана социал-революционерами». В Туле, Брянске и Ярославле советы были распущены во всем своем составе — «потому что не были коммунистическими». «Всякие предвыборные собрания и литература для оппозиции воспрещены. С целью повлиять на избирателей пускаются в ход принудительные меры и угрозы». Англичанам такие обычаи показались странными и не совсем приятными. Да и кому они могли прийтись по вкусу?

Из числа восторженных поклонников Третьего инт-ла

Стр. 313

вдруг проговорился почтенный Лэнсбери — как раз в момент образования «британской коммунистической партии». Когда корреспондент «Humanité» по этому случаю поинтересовался у него узнать, скоро ли в Англии произойдет социальная революция, то поклонник Ленина объявил с полной безмятежностью, что он, Лэнсбери, во-первых, «принципиально против насилия», и что вообще «английский темперамент склонен к компромиссам»: англичанин, видите ли, — «либерал по натуре, всегда готов вступить в объяснения и пойти на уступки»; «мы — прежде всего индивидуалисты» и «уважаем чужое мнение». А по всем этим и многим другим причинам Англия «придет к социальной революции мирными путями». *) Словом, все, что он превозносил в советской России, хорошо только для России, как хороши, напр., дрессировка и железное кольцо в ноздрю для бурых медведей, а для просвещенных британцев это вещи неподходящие.

За этими открытиями последовали и другие. Многочисленная группа германских рабочих, которые, распродав у себя дома все имущество, доверчиво отправились в коммунистическую страну уже не с осведомительными целями, а на поиски свободного труда и нового счастья, не знала как вырваться оттуда и взывала о спасении. Выручать их поехал синдикальный деятель Дитман, помог им выбраться на родину и по возвращении изложил неприкрашенную правду об условиях жизни рабочих в советской республике... Чехословацкая рабочая делегация в докладе, представленном партийному съезду, рассказав о том, с какой неохотой ее допустили в пределы советской России, удостоверила, что не только там нет никакого коммунизма, но вообще нет политической жизни и что «больше всего терпит и голодает на Руси именно русский пролетариат»...

Заграничные друзья советского правительства долго не решались обнародовать «условия допущения в 3-й интернационал». Утвержденные на его конгрессе 6 августа 1920 г., условия эти были опубликованы в Италии только 24 сентября, а во Франции еще позже — 8 октября, после многократных и настойчи-

–– ––

*) Это интервью напечатано в «Humanité», 3 aoút 20.

Стр. 314

вых требований, заявленных в рабочей печати, — и сразу же вызвали хор резких негодующих протестов.

И на внутреннюю, и на внешнюю политику руководителей коммунистического интернационала был, таким образом, пролит свет, способный, казалось, рассеять без остатка заманчивую легенду о чуде. Однако не так легко было бороться с успевшими сложиться верованиями. Воцарилась лишь чрезвычайная изменчивость и пестрота в умонастроениях международного социализма. Наряду с уже определившимися Третьим и Вторым интернационалами зарождается еще один — промежуточный, ставящий пока только одно условие допущения на его подготовительный съезд — в Вену, 22 февраля: отсутствие какой бы то ни было связи не только с Третьим интернационалом, но и со Вторым.

2.

Сквозь сложный переплет обстоятельств, при которых распределялись партии в отдельных странах между этими тремя центрами, просвечивает целый ряд причин. Кроме последствий войны, тут действовали и различия национальных культур, и уровень промышленного развития, и политический строй. Прежде всего бросается в глаза, даже при самом поверхностном знакомстве с нынешним рабочим движением, что к влияниям Москвы наименее восприимчивы англо-саксонские нации с их демократическим гением государственного строительства и высокоразвитой экономической культурой. В Англии рабочие союзы, тред-юнионы, участвуют в политической жизни непосредственно, образуя в своей совокупности трудовую партию, которая насчитывает 6 милл. членов и всей своей массой легла в основу обновленного в Женеве Второго интернационала. Гораздо менее значительная Независимая раб. партия покинула Женеву, но на происходящих теперь голосованиях по областным отделам везде огромным большинством отвергает Москву и склоняется в сторону «реконструкции» (Вена). Коммунисты в Англии имеют едва ли больше влияния, чем Армия Спасения, и на-

Стр. 315

считывают всего несколько тысяч членов с бывшей феминисткой Сильвией Панкхерст во главе. В Шотландии их деятельность уже заметнее, и в прошлом 1920 г. шотл. незав. раб. партия решила было примкнуть к 3-му интернационалу. Но это было до обнародования «условий допущения», а на недавнем съезде партии решено подавляющим большинством покинуть Москву в пользу Вены.

Созданный английскими тред-юнионами в сентябре 1920 г. «комитет действия» имел целью добиться лишь превращения военной интервенции в русские дела и не оправдал ожиданий большевиков, увидевших в нем начало социальной революции и образования советской власти, после чего им оставалось только объявить, что «рабочий класс в Англии еще не доразвился до уровня политической сознательности русских рабочих». *)

Социалистическая партия Соед. Штатов год тому назад выразила желание присоединиться к 3-му интернационалу — с оговорками о его «программе и методах» и с сохранением за собой права критики по отношению к нему. После ознакомления с «21 условиями» она отменила это решение, высказавшись за участие в венской конференции. Вожди американского социализма Дебс и Хнлквит выступили с решительным осуждением Третьего интернационала и его методов. Хилкввит, принадлежащий к левому крылу соц. движения, пренебрежительно (но лишь демагогически, как видно из дальнейшего) отбрасывающий прочь «жалкие остатки реформизма, собравшиеся в Женеве», а в советском строе усмотревший такие качества, каких не приписывают ему и сами большевики, а именно «еще невиданную степень демократизма и истинной свободы», все-таки признает этот режим совершенно неподходящим для таких стран, как Франция, Англия и в особенности Соед. Штаты: нет никаких признаков, позволяющих предсказывать близкое крушение капитализма в Америке, и ее рабочие не находятся в состоянии революции. Советская форма власти возникла случайно — вследствие поражения большевиков на выборах в Учредительное Соб-

–– ––

*) Статья Стеклова в «Известиях» 27 окт., цитир. в Bull. d'Inf. Pour la Russia.

Стр. 316

рание; если бы они победили на выборах, то разогнали бы советы и стали бы проповедовать миру «диктатуру пролетариата в форме Учредительного собрания». Но революция, коренящаяся в потребностях и стремлениях значительного большинства народа, не имеет надобности силой подавлять оппозиционное меньшинство, как вынуждена это делать революционная власть, создавшаяся путем переворота благодаря временному стечению обстоятельств. Нельзя всем странам предписывать одинаковые методы. Об условиях же принятия в 3-й интернационал Хидквит выражается так: *) «узкая, закостенелая формула большевистской веры, централизованная и автократическая организация, преследование ереси, шпионство и вся эта шутовская система инквизиции и периодической «чистки», которую хочет навязать партиям новый интернационал, способны, по моему мнению, развратить и разрушить социалистическое движение в западной Европе и в Америке... Хранители 3-го интернационала напрасно хлопочут об укреплении засова у его дверей: мало вероятности, чтобы социалисты западного мира попытались ворваться в коммунистический храм»... В свою очередь Дебс писал: «Московская программа требует, чтобы мы высказались за политику вооруженного восстания. Москва присваивает себе право диктовать нам тактику, программу, формы пропаганды. Это приемы смехотворные, произвольные и самовластные... Если 3-й интернационал исключительно коммунистический, я не могу к нему примкнуть. Прежде национальные организации создавали интернационал. Теперь 3-й интернационал пытается создавать национальные секции. Все наперед решается в Москве».

Так говорят вожди социализма в Сев. Америке. А ее рабочие массы — если только применимо это уравнительное и объединяющее слово в стране крайнего развития личного начала, дошедшего до последних пределов индивидуализма? Полвека тому назад Маркс и Энгельс решили перенести в Нью-Йорк местопребывание комитета распадавшейся Международной Ассоциации Рабочих, когда увидели, что настало время похоронить

–– ––

*) В письме к Лонге (цит. в Atelier, 16 oct. 1920).

Стр. 317

ее. С тех пор положение дел в Соед. Штатах мало изменилось, и их рабочие в подавляющем большинстве не только остаются едва доступными восприятию социалистических идей, но и к синдикальному международному движению не обнаруживают устойчивого интереса. Деятельность же Третьего интернационала оказала на них отрицательное влияние*) — настолько, что в конце 1920 г. Американская Федерация Труда, возглавляемая Гомперсом, постановила выступить и из «желтого» Амстердамского интернационала синдикатов как чрезмерно революционного. Гомперс осуждает синдикальный интернационал за его враждебное отношение ко всем правительствам без различия. Он считает правительство Соед. Штатов существенно демократическим и заявляет, что американцы «не склонны отказаться от своих прав и принципов, чтобы принять тиранию Ленина или Троцкого».

Если обратиться к другой группе стран с общей племенной основой — к скандинавским народам, то наглядно обнаружится влияние промышленного развития как момента, противодействующего большевистским силам. Все три скандинавские государства уцелели от военной бури, следовательно, и в этом отношении остаются в однородных условиях. В какую же сторону направляется социалистическое движение этих стран? В них ведется усиленная коммунистическая агитация, везде вызывающая раскол, но только в одной Норвегии социал-демократия приняла большинством голосов решение примкнуть к 3-му интернационалу. Наоборот, шведская соц. партия, предводимая Брантингом, в большинстве своем была и осталась одним из устоев демократического социализма. Точно так же и в Дании влияние коммунистов незначительно.

Такую же прямую зависимость между высотой промышленного и культурного развития и силой противодействия большевизму можно проследить и у западных славян, которые, в противоположность народам севера, все более или менее тяжело пострадали

–– ––

*) Из синдикальных организаций Сев. Америки тяготеет к Москве только World Workers Association — группа анархического оттенка.

Стр. 318

в период всемирной войны. В земледельческих бедных странах — Болгарии и Югославии — коммунисты находят себе последователей, преимущественно среди крестьян, привлекаемых обещанием национализации земли. В Югославии на недавних выборах в учред. собрание коммунистам удалось благодаря этому получить 58 мест (из общего числа 419) — против 10-12 всего, доставшихся социал-демократам, которые на большее и не могли рассчитывать при малочисленности своего рабочего класса. Наоборот, в старой промышленной стране Чехии, насчитывающей свыше 700 тыс. организованных рабочих, коммунисты, отделившиеся от социалистов в октябре 1920 г., составляют совершенно незначительное меньшинство; социалистическая же партия не только не тяготеет к Московскому коммунистическому центру, диктаторские методы которого, по ее признанию, готовят победу реакции, — но отвергает и промежуточные пути, подтвердив единогласно на декабрьском съезде минувшего года свое присоединение к обновленному Второму интернационалу.

Сложнее и запутаннее общая картина в странах цветущей культуры, полуразрушенной войною. Если, как мы видели выше, англо-саксонский мир — не только дальний, но и ближний – находится, в общем, вне сферы притяжения коммунистической Москвы, то эта тяга, наоборот, едва ли не сильнее всего ощущается в романских землях, где часть рабочего движения издавна склонялась к анархизму. Франция, родина освободительных великих идей и политических откровений, светивших всему миру, до сих пор, после всех своих революций, не решилась или не удосужилась так перестроить свое управление, чтобы широко приобщить население к государственному делу на местах. До сих пор ее народ не утратил привычки думать, что больших перемен в своей судьбе надо искать только в новой перестройке центра, из которого затем и прольется благоденствие во все уголки страны и во все области жизни...

Вера в плодотворность социального насилия и в подлинность московских чудес нигде не нашла столько последователей, как в рядах социалистического движения Франции. Конечно, здесь немалую роль сыграл и единственный в своем роде доклад

Стр. 319

двух ездивших в Москву делегатов, и вся их последующая агитационная работа. Возможно, что если бы жив был Жорес и звучало бы его сильное и убежденное слово в защиту демократии, которой он служил всю свою жизнь, то результаты большевистской кампании во Франции были бы иные, хотя его, несомненно, причислили бы к сонмищу «изменников пролетариату». Но Жореса нет, а есть Кашен — «испытанный коммунист», который так недавно еще, во время войны, был ревностным и ревнивым патриотом. Его быстрое превращение в коммуниста не свидетельствует о глубине характера и стойкости взглядов. Но такие приспособляющиеся, легко внушаемые люди бывают обыкновенно и удобными проводниками внушения. А Кашен к тому же наделен и разносторонними способностями: хорошо говорит, довольно зло пишет и неутомимо работает. Руководимая им и Фроссаром кампания увенчалась успехом. Турский конгресс партии в конце 1920 г. расколол ее на две неравные части. За присоединение к 3-му инт-лу подано было около трех четвертей всех голосов, и число это было бы еще больше, если бы Москва не приняла всех мер, чтобы вынудить среднее течение, руководимое Лонге и Полем Фором, вотировать против и в результате соединиться с правым крылом.

Было бы, правда, ошибкою считать этот съезд точным зеркалом настроений, преобладающих в среде французских рабочих. В выборах делегатов на конгресс приняли участие не более 1/4 общего числа членов партии, насчитывающей всего около 200 тыс. чел., и мнения остальных 3/4 остаются неизвестными. Достоверно же то, что Турская резолюция резко разошлась с постановлениями незадолго перед тем происходившего съезда (в Орлеане, сентябрь) Генеральной Конфедерации Труда, объединяющей около двух миллионов рабочих и в которой сторонники Третьего интернационала потерпели решительное поражение. Таким образом и во Франции Третий интерн-л, несмотря на Турскую победу, подчинил себе, в действительности, только незначительное меньшинство рабочих; но организацией этого «передового отряда» он создал среди них обильный источник разлагающей агитации и дальнейшего раскола.

Стр. 320

В Италии не только социалистическая партия одна из первых откликнулась на лозунги Москвы, но и сами рабочие и крестьяне сделали минувшим летом несколько попыток перейти к прямому действию. Фабрики захватывались, правда, с целью установления на первых порах лишь рабочего контроля над производством. Но дальновидное воздержание власти от каких-либо репрессий и готовность самих владельцев приостановить работу в виду затруднений сбыта охладили у рабочих веру в спасительность насильственных методов. Относительно же захвата земель выяснилось, что этим движением руководило реакционное католическое духовенство. Борьба между разными социалистическими течениями велась ожесточеннее, чем во Франции. Официальный орган социалистической партии «Avanti» стал выходить одновременно в Милане и в Турине, и между двумя «Avanti» завязалась жаркая полемика. На бурном партийном конгрессе в Ливорно (январь текущего года) была получена из Москвы телеграмма, в которой исполнительный комитет коммунистического интерн-ла требовал безусловного исключения реформистов и «центристов». Тем не менее многократно подвергавшийся отлучению во всех московских энцикликах признанный вождь итал. социализма Ф. Турати был выслушан конгрессом с большим вниманием, несмотря на то, что он решительно отвергал «культ насилия физического в классовой борьбе и морального — в борьбе партий» и твердо брал под свою защиту реформизм. «Только реформизм, — говорил Турати, — творит ту культуру пролетариата, без которой невозможна победа. Он создает кооперативы и синдикаты, завладевает муниципалитетами, парламентами, всеми органами власти; медленно, но верно создает он зрелость класса, зрелость душ, творит государство будущего и людей, способных управлять им». Турати добавил: «когда рассеется та русская легенда, которую вы ошибочно смешиваете с русской революцией, когда нынешний большевизм разрушится и закончит свой путь, тогда вы сами откажетесь от того, что защищаете сегодня». Сам вождь центристов Серратти, тяготевший к Москве, но ею отвергаемый, выступил против мнения Ленина о близости социальной революции в Италии.

Стр. З21

Сторонники присоединения к 3-му инт-лу (отделившиеся после голосования в особую коммунист. Партию) оказались в меньшинстве — меньше одной трети, и значение этого вотума усиливается тем обстоятельством, что он ближе, чем это было во Франции, отражает действительное настроение масс: число не участвовавших в выборах делегатов на конгрессе было незначительно. Что касается итальянской конфедерации труда, объединяющей не менее двух миллионов членов, то в ее среде, судя по отчету ее исполнительного органа, установилось отрицательное отношение к советскому опыту в России. На Ливорнском съезде 3-й интернационал расколол одну из самых крупных рабочих партий, имевшую не только влиятельное парламентское представительство, но успевшую овладеть и сотнями муниципалитетов по всему полуострову. Может быть, этим широким участием рабочих в общественной жизни страны и объясняется, в конечном счете, отход от 3-го интернационала в Италии.

Разоренные центральные державы еще платят суровую дань последствиям войны — платят не только материальными ценностями, но и лихорадочным внутренним брожением, искажающим естественную игру народных сил. После кратковременного советского угара Венгрия бьется в тисках злейшей реакции, подавившей все, вплоть до профессионального движения, а Германия мечется между реакцией и коммунизмом, которые в жажде национального реванша готовы подать друг другу руки, чтобы одолеть Францию, задушить равно ненавистную им демократию — и только потом уже рассчитаться между собою. Немецкий народ никогда еще не переживал такой опустошительной трагедии. В ее перипетиях на самой родине марксизма выявилась на деле обманчивая простота стройного учения, полного предательских противоречий. В среде социалистического движения все три его потока, из которых каждый признает только себя правоверно марксистским, ведут между собою непримиримую войну и все больше расходятся в разные стороны. Правая социал-демократия — «мажоритеры» — с ее миллионом членов и левая — «спартакисты» — остаток коммунистов 1918 года — давно определились: первая в пользу Женевы, вторая в сторону Москвы.

Стр. 322

Средняя, «независимая с.-д. партия Германии», по численности почти не уступавшая правым, в свою очередь распалась в минувшем октябре на историческом отныне конгрессе в Галле на две: правую независимую и левую. Последняя, собравшая большинство в три пятых общего числа голосов, затем слилась со спартакистами в коммунистическую партию, которая теперь определяет свою численность в 500 тыс. членов; если эта цифра даже и не преувеличена, то все-таки она составляет не более одной пятой части общей численности социалистических партий Германии. Есть еще незначительная группа, анархического уклона, называющая себя «рабочей коммунистической партией» и тоже допущенная в качестве «сочувствующей» в 3-й интернационал, против чего просто коммунистическая партия протестует... Оставшееся меньшинство независимых сохраняет партийную обособленность и посылая свою делегацию в Вену создавать промежуточный интернационал.

Как глубоки, однако, корни этих партий в рабочей массе? В Галле замечено то же явление, но еще в большей степени, — какое обратило на себя внимание при поверке делегатских полномочий на французском конгрессе в Typе. Оказалось, что в выборах делегатов от местных групп на съезд в Галле, из почти миллионного состава партии независимых приняло участие всего около 200 т. Человек — едва ли более 1/5 части. Известно, как внимательно привыкли относиться немецкие организованные рабочие к своим общественным обязанностям. Что же думали абсентеисты, эти 800.000 Genossen, не явившиеся на выборы: утратили ли они после войны свои прежние общественные навыки, ушли ли от независимых обоего толка вправо, оправдав предсказание «Форвертса», что рабочие останутся недовольны допущенной меньшинством независимых «полудиктатурой» и примкнут к мажоритерам?*) Или, након., они вообще отходят от партий, выбывают из организованного политического строя, чтобы замкнуться в свои профессиональные ферейны или просто пополнить

–– ––

*) Судя по происходящим сейчас парламентским выборам в Пруссии, предсказание это в известной мере оправдывается: мажоритеры далеко опережают независимых и коммунистов вместе взятых.

Стр. 323

собою резервы стихийных брожений? Этого мы еще не знаем, это покажет будущее. Замечается, однако, что профессиональные синдикаты начали принимать меры к защите своего единства против угрожающих ему коммунистических «ячеек». Союзы служащих, металлургистов, железнодорожников, рудокопов, строительных рабочих и др. постановили исключать коммунистов из своей среды.

Из центральных держав медленнее всего оправляется Австрия — вернее то немногое, что от нее осталось, — в своих тесных границах отрезанная от всех снабжений и придавленная голодом. Здесь-то и следовало ожидать успехов 3-го интернационала и трудно объяснить себе тот несомненный факт, что именно здесь его влияние ничтожно и с течением времени приближается все очевиднее к нулю. В новую Австрийскую палату (октябрь 1920 г.), где соц.-демократы получили 66 мест из 175, коммунистам не удалось провести ни одного представителя, и даже на выборах в т. н. рабочие советы они собрали всего 5 % голосов против 10 %, полученных ими же год тому назад, и против 92 %, доставшихся с.-д. Во главе австрийской соц.-демократии стоят два крупных заслуженных деятеля — Фр. Адлер и Отто Бауэр, и коммунисты приписывают целиком влиянию этих «социал-предателей» непримиримую по отношению к ним позицию с.-д. партии, которая, отвергнув присоединение к Москве, предложила избрать Вену местопребыванием конференции для подготовки «пролетарского» интернационала, отвергающей и Женеву, и Москву.

3.

Прежде чем перейти к выводам из сделанного обзора,*) нам надо еще ознакомиться с намерениями инициаторов этого венского совещания. Взгляды Второго и Третьего интернационала

–– ––

*) Мы не коснулись социалистического движения в России — оно «коммунистами» загнано в подполье. Русские соц. партии и в особенности партия соц.-рев., никогда не отступавшая от своих демократических принципов, совершенно лишены возможности созывать полномочные съезды, необходимые для принятия наиболее важных и ответственных решений.

Стр. 324

— Женевы и Москвы — достаточно известны, и нами уже излагались.*) Эти взгляды между собой непримиримы. Организаторы венской конференции оговариваются, что они отнюдь не желают создавать еще новый «двух-с-половинный» или «четвертый» интернационал, а хотят только сообща изыскать способы к всемирному объединению рабочих. В действительности они пытаются найти именно «двух-с-половинное», межеумочное решение. Ими уже опубликованы соответствующий манифест и проект резолюций, и теоретическая основа обоих этих документов, в особенности второго, во всех отношениях родственнее и ближе идеям 3-го интернационала, чем постановлениям Женевского конгресса. Это относится к положениям о национальной защите и о классовой борьбе, да не в меньшей мере и к вопросу о демократии и диктатуре. Проект резолюции признает, правда, что демократия — «благоприятная почва» для борьбы пролетариата за свое освобождение, и что в современном демократическом государстве буржуазия господствует над ним не монополией политических прав. Но когда буржуазия увидит, что «демократия, доселе орудие ее господства, грозит обратиться в орудие господства пролетариата», то она попытается прервать демократическое развитие, и рабочие должны будут прямым вооруженным действием сломить ее сопротивление, установить свою собственную диктатуру и поддерживать ее в форме «советов рабочих, крестьян и солдат», синдикатов и т. п. пролетарских организаций... А в тех странах, где буржуазия окажется не в силах поднять против пролетариата вооруженную войну? «Только там он может приобрести политическую власть демократическими средствами». Но от этого дело, в сущности, не меняется: пролетариат и в этом случае «вынужден будет прибегнуть затем к диктаторским мерам», — чтобы сломить экономическое противодействие буржуазии... Из этого рассуждения следует, что диктатура, так или иначе, все равно неизбежна. Дело всегда и везде сводится к силе и насилию — и либо буржуазией, либо пролетариатом демократия будет разрушена во всяком случае... «временно», конечно. Ясно само собою, как далеки эти положения

–– ––

*) «Соврем. Зап.» кн. 2, «Кризис междунар. социализма».

Стр. 325

от женевских, по смыслу которых социализм может строиться только на почве демократии. От московских же формул венские отличаются разве одной только особенностью: нетронутой и не потускневшей — как будто и не бывало московского опыта — верой в «безличную» диктатуру целого рабочего класса, на место которой там давно уже и открыто поставлена абсолютная власть партийного комитета.

Такова платформа, на основе которой хотят воссоздать, реконструировать единство всемирного пролетариата. От 3-го интернационала отделяет венских «реконструкторов» не это понимание марксизма, в котором они близко сходятся с коммунистами, а вопрос скорее практической политики и организации. Реконструкторы настаивают на различиях в ходе развития отдельных стран и восстают против стремления Москвы «предписать всем автоматическое подражание методам русской рабочей и крестьянской революции». Кроме того, указывая на зависимость успеха в борьбе от международного объединения пролетариата, они признают, что процесс этого объединения будет тянуться долго. Эта сторона их взглядов в действительности может иметь большее значение, чем их теоретические схемы. Юисманс, характеризуя реконструкторов, находил, что они «пишут как Москва, а думают как мы», т. е. как реформисты. Может быть, правильнее было бы сказать, что они и их партии говорят «как Москва», а действуют как реформисты. Такое расхождение между словом и делом, между теорией и практикой не сулит большой внутренней силы новому объединительному начинанию. Тем не менее, все заставляет предвидеть, что проект в существе будет конференцией принят. В его выработке принимали участие вожди почти всех тех партий, которые будут представлены на совещании в Вене. Эти партии — германская независимая (правое крыло, отделившееся в Галле), с Гильфердингом, Ледебуром и др., австрийская немецкая социалистическая рабочая партия с Фр. Адлером и Отто Бауэром, немецкая соц. раб. партия Чехо-Словакии, французская социалистическая (меньшинство: Лонге, Ренодель и др.), английская независимая, часть российской соц.-дем. с Мартовым, швейцар-

Стр. 126

ская социалистическая, английская независимая трудовая, североамериканская социалистическая, югославянская и др.

4.

Будущее венское объединение с его двойственной основой охватит множество партий, но оно и в своей среде неспособно будет устранить борьбу между теми двумя враждебными течениями, которые в их чистом виде представлены Лондоном (где находится исполнительный орган 2-го интернационала, созданного на Женевском конгрессе в августе 1920 г.) и Москвой. Которому же из них принадлежит будущее и каков характер тех группировок, которые в итоге складываются около этих двух полюсов распыленного интернационала? Если судить по числу примкнувших к ним партий, то московское объединение не только в «моде», но и в силе далеко опередило Лондон. В действительности соотношение между ними (оставляя в стороне моду) скорее обратное. В самом деле: ко Второму интернационалу принадлежат, как мы видели, партии, охватывающие или ведущие за собою почти всю рабочую массу своих стран. Такова, прежде всего, английская Трудовая партия с ее шестью миллионами членов, без которой вообще немыслим никакой интернационал, имеющий право претендовать на это название. Такова затем бельгийская социалистическая партия. Сюда же должны быть отнесены соц. партии чешская и шведская и небольшая сплоченная соц.-демократия Грузии. *) В этом особенность 2-го инт-ла, и особенность характерная: он собрал вокруг себя наиболее целостные, внутренне сплоченные национальные секции всемирного пролетариата. Вместе с тем эта группировка и по смыслу ее Женевских решений, и по самому ее составу наиболее свободна от догматики марксизма и классовой диктатуры. Миссия 2-го интернационала — по преимуществу объединяющая и движущая. Его реформизм выразился в постанов-

–– ––

*) Частично представлены во 2-м интерн-ле: Германия (мажоритеры), Дания и др.

Стр. 327

ке на очередь вопросов о социализациях — земли, недр, транспортов, — и с ним сходятся социальные проекты синдикального интернационала, который на своем конгрессе в Лондоне (осенью 1920 г.) принял аналогичные решения.

Тем не менее, факты обязывают признать, что 2-й интернационал — не «в моде». Вся тяжелая, грозовая политическая обстановка послевоенного времени не способствует росту его влияния. Он приобрел Чехию, но Аргентина недавно покинула его ради Вены. Достаточно энергичной пропаганды он не ведет; оставаясь замкнутым в кругу нескольких передовых стран.

Наоборот, коммунистическая Москва откалывает от рабочей массы разных стран всегда меньшинство ее, выступающие углы, создавая из этих обломков обособленные от большинства, резко партийные группы и отталкивая от себя лучшую часть социалистической и синдикальной интеллигенции. В общем, коммунистическая жатва, наперекор советской теории оказывается всего обильнее не в передовых, а, наоборот, в отсталых или в разоренных странах. В Германии, во Франции, в Италии, где 3-му интернационалу удалось отделить от старых больших партий значительные части, эти части оказались оторванными и от рабочей массы, от синдикатов, разошлись с ними в решениях и завязали борьбу, которая только еще началась, но может разгораться ярко и повести далеко. Во Франции раскол социалистов дал коммунистам большинство — и новая партия во имя отрицания «реформизма» не замедлила открыть поход против внесенного социалистами в палату законопроекта о национализации железных дорог, одобренного Генер. Конфедерацией Труда и давно требуемого рабочими. В свою очередь, Генеральная Конфед. Труда приняла недавно решение об исключении коммунистических синдикатов. В Германии, как уже упоминалось выше, целый ряд профессиональных союзов один за другим принимают постановления об изгнании коммунистов из своей среды — в ответ на попытки внедрения «ячеек».

Так универсальная классовая борьба, доведенная «коммунистами» до абсурда, превратилась в острую междоусобицу внутри

Стр. 328

самого рабочего класса, которая разделила его на враждующие партии, чтобы в конце концов проникнуть и в повседневный обиход рабочих союзов. Но союзы защищаются. И национальные, и международные объединения профессиональных организаций противятся усилиям Москвы создать свой особый «красный» синдикальный интернационал, состав которого до сих пор остается в точности не известным. Амстердамский интернационал синдикатов, объединяющий 26-27 миллионов рабочих всех промышленных стран, на своем ноябрьском съезде в Лондоне принял резолюцию против Московского «так называемого синдикального интернационала» большинством 22.122.000 голосов против 150.000, при 2.300.000 воздержавшихся. Против резолюции голосовала Норвегия и едва ли не она одна.

Массовые рабочие организации отстаивают свое единство и свой «реформизм». Вот что позволяет думать, что демократические пути рабочего движения не зарастут травою.

А. Северов.