3. Ленский. Положение русской кооперации // Современные записки. 1920. Кн. I. С. 155–167.

cтр. 155

Положение русской кооперации?

1.

Суд Верховного Революционного Трибунала в Москве над кооператорами, приговоренными к 15-ти годам концентрационного лагеря — заключительный аккорд в борьбе советской власти против «старой» кооперации.

На состоявшемся за два месяца до суда собрании уполномоченных губернских союзов рабоче-крестьянских кооперативных обществ (губсоюзов) председатель нового, «советизированного» Центросоюза, г. Лежава, сказал: «Мы с удовлетворением можем констатировать, что после трех лет борьбы со старой кооперацией от последней ничего не осталось.»

В то время, когда слова эти были сказаны, последние могикане старой кооперации, оставшиеся в России выборные члены Правления старого Центросоюза, уже находились в тюрьме. Они были арестованы еще в апреле 1920 года.

«Ничего не осталось» — это именно значило, что не только искоренена прежняя идеология кооперации, не только ликвидированы прежние ее организации, но также физически устранены, уничтожены и люди, которые присутствием своим напоминали о независимой, «мелкобуржуазной», «реакционной» кооперации.

Нужно было запрятать в Бутырскую тюрьму Коробова, Лаврухина, Кузнецова и других, хотя и лишенных какой бы то ни было фактической возможности проводить в жизнь начала демократической кооперации, но, тем не менее символически олицетворявших эти начала.

–––––––––––

*) Давая место статье компетентного кооперативного деятеля, редакция оставляет за собою право высказаться особо по существу затронутых автором вопросов.

cтр. 156

Можно было, казалось, дождаться упомянутого выше собрания уполномоченных губсоюзов, на котором произведены были выборы нового постоянного Правления Центросоюза взамен временного Правления, все члены коего (кроме трех прежних выборных) были назначены советским правительством. Состав собрания уполномоченных был настолько благонадежен, в коммунистическом смысле, что прежние выборные члены Правления не имели ни малейшего шанса пройти. Но таким нормальным способом отстранить старых кооператоров было бы слишком «демократично» и недостойно «диктатуры пролетариата».

За несколько дней до ареста старых «центросоюзников», народный комиссар финансов, г. Крестинский, он же член Правления Центросоюза по назначению, без всяких обиняков говорил на 9-м съезде коммунистической партии, что отношение советской власти к старым кооператорам чересчур благодушное. От имени комитета коммунистической партии г. Крестинский требовал более резких мер подавления, ибо кооператоры, по его мнению, это — не «специалисты по заготовке, хранению, перевозке и распределению продуктов», нужные советской власти, а носители «политической и социально-реакционной идеологии». А раз это так, то церемониться с ними нечего!

Спустя дней десять после коммунистического съезда, давшего правительству свои директивы насчет кооперации и кооператоров, последовал арест целого ряда старых кооперативных работников Центросоюза. Чрезвычайка при этом поспешила оповестить, что открыт контрреволюционный заговор совершенно нового рода, заговор не военный, не политический, а «экономический».

Обвинительный акт по «делу кооператоров», напечатанный в советских «Известиях», воспроизведенный также и в заграничных русских газетах, вменяет в вину осужденным теперь кооператорам, что они своими действиями и распоряжениями пытались дискредитировать экономическую политику советской власти, закупая и продавая товары не по ценам, установленным правительством, а по вольным спекулятивным ценам; они под различными предлогами послали за границу, к Колчаку и Деникину, своих единомышленников, которые и на западе, и на юге, и на востоке, и на севере старались помогать и мировому империализму, и отечественной контрреволюции в их замыслах ниспровержения советской власти; они, наконец, внутри Центросоюза составили сплоченное ядро, обсуждав-

cтр. 157

шее различные вопросы и дела тайком от остальных, назначенных правительством, членов Правления, которых выборные члены Правления не посвящали во многое, что ими предпринималось.

Таковы главнейшие обвинительные пункты. В мотивированном приговоре многие пункты обвинительного акта отпали, и суровый приговор мотивируется тем, что три выборных члена Правления Центросоюза «послали за границу, к Колчаку и Деникину своих единомышленников, деятельность коих была направлена к срыву экономической политики советской власти и всемирной поддержке русской контрреволюции».

Таким образом, трем руководителям Центросоюза, в конечном счете, вменяется в вину только факт посылки в разные «места расположения неприятеля» своих единомышленников; зловредная же деятельность этих последних есть факт, сам по себе не находящийся в прямой зависимости от намерений и действий оставшихся в Москве кооператоров.

Если бы судьи Верховного Революционного Трибунала не были простыми исполнителями предначертаний Чрезвычайки, то они должны были бы на основании неопровержимых фактических данных, которые без сомнения им были представлены, признать, что обвинение г.г. Коробова, Кузнецова и Лаврухина в посылке своих товарищей по Правлению Центросоюза (Веркенгейма, Зельгейма, Ленской, Михайлова и Вахмистрова) за границу, к Колчаку и Деникину — совершенно беспредметно и абсурдно. Но московские советские судьи, разумеется, менее всего склонны были прислушиваться к голосу фактов и здравого смысла. Им нужно было во что бы то ни стало своим приговором подтвердить состряпанную советской охранкой легенду заговора «старых кооператоров», которым, согласно большевистской социологии, полагается быть в стане империализма и контрреволюции.

Обвинение, возведенное против старых кооператоров, и приговор, фактически вычеркивающий их из списка живых — это последний грубый, циничный мазок в той картине «советского кооперативного строительства», над которой советские мастера трудились около трех лет.

2.

Строительство советской кооперации началось вскоре после большевистского переворота. Уже в начале 1918 г. комиссаром Шлихте-

cтр. 158

ром был составлен проект «потребительских коммун», которые должны были охватывать все население и служить единственными организациями для распределения продуктов среди населения, согласно планам, вырабатываемым Комиссариатом Продовольствия. Потребительские коммуны, по схеме Шлихтера, выполняли не только функции распределительные, но также продукто-обменные. Этот проект, уничтожавший существующие кооперативные потребительские организации, встретил тогда единодушную и решительную оппозицию со стороны как общегражданской, так и рабочей кооперации. В результате этой оппозиции советская власть пошла на компромисс, вылившийся в форму декрета 12 апреля 1918 года. Это был, по словам Ленина, «компромисс с буржуазной кооперацией и с той частью классовой рабочей кооперации, которая не покинула еще буржуазной точки зрения». В специальной статье, написанной им по данному случаю, глава правительства, Ленин, разъяснял, что этот компромисс есть результат слабости советской власти.

Декрет 12 апреля 1918 года о потребительской кооперации допускал существование в каждой местности не более двух потребительных обществ (одного общегражданского, другого — рабочего), исключал определенные группы населения из органов управления кооперативов и подчинял кооперативы контролю особых правительственных учреждений, «кооперативных отделов» при Советах народного хозяйства.

Декрет этот советскими деятелями, интересовавшимися судьбами кооперации, оценивался, как первый шаг по пути «вовлечения кооперативных организаций в систему хозяйственных учреждений советской республики», как начало превращения кооперации из частноправовой организации в организацию, совпадающую с хозяйственными органами советской власти. На майском съезде 1918 года Советом народного хозяйства подчеркивалось, что процесс этот отнюдь не должен ограничиваться одной потребительской кооперацией; он одинаково должен охватывать и другие виды кооперативной организации, кредитную, сельскохозяйственную, маслодельную и проч.

До поры до времени, однако, главный интерес сосредоточен был на потребительной кооперации. Городская, по преимуществу, она больше, чем другие виды кооперации, находилась в поле зрения коммунистов; выделившаяся из общего русла потребительной кооперации кооперация рабочая особенно привлекала к себе внимание коммунистов, н они во что бы то ни стало решили овладеть ею.

cтр. 159

Воспользовавшись декретом 12 апреля 1918 года, допускавшим существование только одного общегражданского и одного рабочего кооператива в каждой местности, коммунисты стали основывать во многих местах «центральные рабочие кооперативы», по большей части совершенно фиктивные организации, в которые, однако, принуждены были влиться со своими членами, капиталами и предприятиями все другие, существовавшие в городе рабочие кооперативы. «Центральные рабочие кооперативы» возникали по почину профессиональных союзов, фабрично-заводских комитетов или просто коммунистических ячеек.

Происходивший в декабре 1918 г. съезд рабочей кооперации имел уже дело с достаточно подготовленной для дальнейших коммунистических захватов почвою. Московский Народный Банк был насильственно превращен в отдел Государственного Банка; декрет об обязательном товарообмене с деревней возлагал на потребительские кооперативные организации определенные обязательства по сбору продуктов сельского хозяйства; декрет об организации снабжения, уничтожив частную торговлю, превратил центральный и районные союзы потребительных обществ в простых контрагентов комиссариата Продовольствия и ввел представителей советской власти в состав их правлений.

На этом съезде, на котором численно преобладали сторонники независимой рабочей кооперации, коммунисты, путем политических подвохов, создания фиктивных мандатов, с одной стороны, оспаривания действительных мандатов с другой, цинично насилуя собрание, механически подавляя и гильотинируя какую бы то ни было оппозицию, — добились большинства в несколько голосов. При помощи этого большинства они провели постановление, что в Правление Центросоюза (который они считали союзом общегражданской потребительской кооперации) должны быть проведены представители Совета рабочей кооперации с таким расчетом, чтобы они составили в нем большинство. Надо заметить, что состав Совета рабочей кооперации был предварительно изменен в желательном для коммунистов направлении.

В собрании уполномоченных в январе 1919 года попытка коммунистов провести постановление декабрьского съезда была провалена единодушно. Ряд кандидатур, на которых коммунисты настаивали, был решительно отвергнут; остальные же кандидатуры от рабочей кооперации обсуждались и баллотировались на общих основани-

cтр. 160

ях, освященных уставом Центросоюза и традициями демократической кооперации. Собрание уполномоченных не могло допустить, чтобы его воля и его право свободно выбирать членов Правления — были связаны определенным требованием совершенно ничтожной в численном отношении группы уполномоченных.

Рабочая группа, которая в собрании уполномоченных была скреплена узами формальной солидарности, хотя по существу в среде этой группы было коренное разногласие между коммунистами и сторонниками независимой рабочей кооперации — покинула собрание уполномоченных.

После этой неудачи захватить Центросоюз путем насилования воли собрания уполномоченных (т. е. путем давления на волю все же самих кооператоров), коммунисты, спустя некоторое время, решили отбросить всякие фиговые листочки; их усилия провести нужное им большинство членов Правления в Центросоюз через баллотировочные ящики собрания уполномоченных были последней данью тому демократическому предрассудку, от которого во всех других случаях они давно отказались. Разве не ясно, что если нужно коммунистическое большинство, — то его можно просто назначить?

Декрет 20 марта 1919 г. о потребительских коммунах не был, разумеется, специально издан для этой цели. Но он позволил — теперь уже на точном основании советского законодательства – ввести любое число «назначенцев» в состав Правления Центросоюза. Декрет, как известно, окончательно ликвидировал прежнюю потребительную кооперацию и, вместе с тем, изменив совершенно то основание, на котором покоилась Всероссийская Центральная Организация Потребительских Кооперативов, коренным образом видоизменил организацию этой последней.

Декрет обязывает принудительно всех граждан стать членами потребительской коммуны; паевые взносы, по декрету, отменяются; в каждой местности учреждается одна потребительская коммуна — с одним или несколькими распределительными пунктами, в зависимости от величины территории и численности населения.

Органы управления коммуны — Правление и Контрольный Совет — выбираются лишь теми членами коммуны, которые пользуются избирательными правами на основании советской конституции. Декрет вводит в состав временных правлений коммун (постоянные Правления намечались в будущем) представителей комиссариа-

cтр. 161

та продовольствия, как полноправных членов, облеченных притом правом «вето» в отношении всех постановлений Правления. Правления коммун фабрично-заводских и городских центров выбираются на соединенных собраниях уполномоченных от советов рабочих депутатов и профессиональных союзов. На практике, в большинстве случаев никакие выборы не происходят, а правления просто выделяются из состава местного совета рабочих депутатов.

Коммуны, по декрету, объединяются в районные и губернские союзы (райсоюзы и губсоюзы), эти последние образуют Центросоюз, являющийся, по декрету, «единым экономическим центром потребительских коммун». Таким образом, вместо прежних нескольких сот различной величины и различных степеней союзов, а также значительного числа крупных потребительных обществ, которые составляли Центросоюз, — в настоящее время он состоит из нескольких десятков принудительно включенных в него губсоюзов.

Так как паевое участие упразднено, то все операции ведутся на средства, авансируемые государством в лице, главным образом, комиссариата продовольствия. Впрочем, за потребительскими коммунами и их союзами оставлены только функции распределительные, функции заготовительные и промышленные отошли, первые — к органам комиссариата продовольствия, вторые — Высшего совета народного хозяйства. Довольно разносторонняя и немаловажная, в условиях русской жизни, деятельность культурно-просветительная также отнята у кооперативов, так как она отошла к Наркомпросу и разным Пролеткультам.

Вскоре после издания декрета о потребительских коммунах в мае месяце 1919 г., совет народных комиссаров назначил в управление Центросоюза 7 своих представителей; в июле месяце они были дополнены еще тремя назначенцами. Таким образом, большинство очутилось в руках коммунистов, занимавших те или другие ответственные посты в рядах советской бюрократии. Прежние, выборные члены Правления, оставшись в меньшинстве, были отныне лишены возможности проводить какое бы то ни было мероприятие, если против него высказывалась группа назначенцев; а последние всегда голосовали, как один человек. С другой стороны, всякое мероприятие, проектируемое этой группой, как бы ни возражала против хозяйственной его целесообразности группа выборных членов, всегда получало санкцию правления; обсуждение в пленуме было в сущности

cтр. 162

пустой формальностью, так как все предрешалось на предварительных закрытых заседаниях группы назначенцев.

Декрет 20 марта 1919 года, который проводился в жизнь, при посредстве агентов Комиссариата Продовольствия, весьма настойчиво, в течение ближайших 15 месяцев, последовавших за его изданием, разрушил потребительную кооперацию с основания до верхушки. То, что он поставил на ее место, это — просто аппараты, технически весьма неуклюжие, для распределения тех скудных количеств продуктов и так наз. предметов первой необходимости, которые доставляются этим аппаратам от времени до времени «губпродкомами», «райпродкомами» и «нарпродкомами».

Декрет о потребительных коммунах был началом той, «новой» кооперации», о которой теперь стали говорить некоторые коммунисты, попавшие волей Совнаркома в распорядители судеб кооперации. Оставались незатронутыми декретом 20 марта 1919 года кооперативы кредитные, сельскохозяйственные, кустарно-промысловые, а также их союзы; оставались советы кооперативных съездов с их всероссийским центром в Москве. Со всеми этими организациями советская власть решила расправиться одним взмахом. Совершенно неожиданно для старых кооперативных работников появился в конце января 1920 г. декрет «Совнаркома», упразднявший совет кооперативных съездов, кредитные кооперативы и всероссийские центры сельскохозяйственной кооперации. Это суммарное упразднение мотивировалось в вводной части декрета тем, что все эти организации с одной стороны являются очагами контрреволюции, с другой включают различные кулацкие элементы. В основу декрета положен был весьма упрощенный принцип: все различные виды кооперации либо совсем не имеют права на существование, либо должны быть слиты с потребительскими коммунами и их союзами.

Для проведения этого принципа в жизнь был образован (согласно одному из пунктов декрета 27 января) «Главкооп» — Главный комитет по кооперативным делам.

Передо мною лежат 11 протоколов заседаний «Главкоопа», охватывающих 3-х месячный период его деятельности — по середину мая 1920 года. Из этих протоколов вполне вырисовывается работа этого учреждения по «слиянию», «ликвидации» и «объединению», разных кооперативных организаций. Свою деятельность Главкооп начал с ликвидации идейных кооперативных центров — советов кооперативных съездов. Вслед затем решено было «влить» кредит-

cтр. 163

ные кооперативы и их союзы в соответствующие потребительские коммуны, а равно в райсоюзы и губсоюзы этих последних.

28-го февраля Главкооп разъясняет, что наравне с другими Всероссийскими центрами кооперации должно быть ликвидировано Всероссийское кооперативное издательство. 9-го марта ликвидируется Всероссийский кооперативный страховой союз; 21 апреля ликвидируется московский областной союз кооперативных объединений (Moско); 30 апреля ликвидируется оптом: сельскосоюз, льноцентр, пенькосоюз, союзкартофель, плодовощ, козерно, кояйцо, сельскосовет. «Аппараты» всех этих организаций» передаются отчасти Центросоюзу, отчасти Наркомзему.

Таким образом при центросоюзе возникли особые секции: сельскохозяйственная и кустарно-промысловая. Во главе управления этих секций поставлены были новые люди, благонадежные по части коммунистической партийности.

Централистическая политика советской власти по отношению к кооперации не ограничилась пределами Европейской России. После присоединения Сибири к советской территории та же политика была распространена на сибирскую кооперацию. Распоряжениями «Сибреввоенкома» (Сибирского военного революционного комитета) был «слит» с Сибирским Управлением Центросоюза «Союз Сибирских маслодельных артелей»; то же самое было проделано с другой центральной организацией — с союзом сибирских кооперативов «Закупсбыт».

Таким образом, в России приблизительно к августу тек. года завершена была почти полностью политика ликвидации старой кооперации. Заправилы «Наркомпрода», того ведомства, которое специализировалось на «кооперативной политике», исходят из того положения, что в советской России нет места кооперации и что чем скорее она будет и фактически, и формально поглощена советскими учреждениями, тем лучше.

3.

Однако, до поры до времени нужно было сохранить видимость кооперативной организации, название, вывеску. Когда на 9-м (апрельском) съезде коммунистической партии сторонники безоговорочного огосударствления кооперации защищали идею полного упразднения кооперации с передачей ее аппарата соответствующим комиссариатам,

cтр. 164

тo г.г. Крестинский и Ленин высказались решительно против этих предложений своих слишком прямолинейных единомышленников, ибо «национализация кооперативных организаций при существующих условиях представляется опасной с политической точки зрения». Такое упразднение кооперативных организаций, по словам «наркомфина» Крестинского, вызвало бы впечатление в крестьянстве, что советская власть посягает на его благополучие и самостоятельность; а советской власти не следует порывать с средняком-крестьянином!

Этот политический мотив руководит правящей партией, когда она, уничтожая организационную сущность и внутреннее содержание кооперации, пытается в то же время сохранить ее имя.

Кроме внутренне-политического мотива имелся, по крайней мере, одно время — и внешне-политический. В январе 1920 г., совершенно неожиданно для представителей русской кооперации за границей, Верховный Совет союзных держав заговорил о возможности возобновления торговых сношений с советской Россией через посредство кооперативных организаций; радиотелеграфным путем об этом предложении было немедленно извещено правление «советизированного» Центросоюза, причем, однако, нужно заметить, что заграничные представители Центросоюза, члены правления прежнего выборного состава, об этой «советизации» не были в достаточной мере осведомлены. Советское правительство разрешило правлению Центросоюза в Москве согласиться на все предложения, сделанные из-за границы, так как оно радо было воспользоваться перспективой возобновления сношений с за-границей; оговорка о том, что эти сношения возобновляются через посредство кооперации, весьма мало смущала советскую власть, ибо она ведь могла сказать: «кооперация — это я!».

Она не сказала этого открыто Европе. Для Европы, наоборот, она снарядила делегацию под кооперативным флагом, под фирмой и с полномочиями Центросоюза. В глазах Европы до поры до времени нужно было соблюсти decorum кооперации, ибо ведь таковы были условия Верховного Совета союзников, ибо только делегацию, исходящую от кооперативной организации, правительства Антанты соглашались допустить в пределы своих государств.

Обмануть мало разбирающееся в этих вещах общественное мнение Европы кое-как удалось, но, конечно, этот кооперативный маскарад сразу же разгадали заграничные представители русской кооперации. Они не могли делегацию под председательством Красина трактовать иначе, как делегацию советского правительства. Они поэтому

cтр. 165

не считали возможным согласиться на безусловный ультиматум, предъявленный делегацией и сводившийся к тому, что группа членов правления Центросоюза за границей обязана сдать делегации, «как представителям правления Центросоюза», все дела и имущество заграничных агентур Центросоюза, возникших в течение 1918 и 1919 годов и имеющих свой руководящий центр в Лондоне, в лице «Иноцентра». Ни с практической деловой точки зрения, ни с общественно-кооперативной уничтожение свободного и независимого представительства русской кооперации за границей не представлялось целесообразным. Советская делегация, которая главную свою задачу, очевидно, видела не в наиболее скором достижении непосредственно практических результатов по товарообмену, а в укреплении своей политической позиции в Зап. Европе, не шла на компромиссные соглашения, предлагаемые ей заграничными кооператорами. Последние предлагали отдать весь аппарат и всю организацию заграничного представительства, созданную Центросоюзом, на служение задач товарообмена под руководством и по планам советской делегации при одном только условии — сохранении юридической самостоятельности этой организации и такого построения плана операций, чтобы не растрачивалась имеющаяся в ее распоряжении иностранная валюта.

Непримиримая позиция, занятая теперешними господами положения, завладевшими в советской России учреждениями Центросоюза и остальными кооперативными центрами, поставила в очень трудное и сложное положение старых выборных членов Правления Центросоюза и Закупсбыта за границей, точно так же, как и членов Совета Московского Народного Банка и представителей других кооперативных организаций, получивших свои полномочия от свободно-избранных кооперацией органов.

Практически работать по снабжению России товарами и товарообмену оказалось невозможным, так как категорически было заявлено, что в пределы советской России самостоятельной кооперативной организации не позволят ничего ввезти и ничего вывезти оттуда. Перспективы работы с Дальним Востоком были крайне проблематичны. Положение на Юге России настолько шатко и неопределенно, что операции с ним грозили бы поглотить и остатки валюты. Таким образом для заграничных кооперативных представительств фактически для настоящего момента и ближайшего будущего нет условий для производства свойственных им операций.

Встает вопрос, как быть, какую линию поведения принять в

cтр. 166

соответствии с интересами российской кооперации и ее членов — рабочих и крестьян.

При ответе на вопрос по существу, решающим моментом является оценка той системы экономической политики и социальных преобразований, которые проводятся центральным комитетом коммунистической партии в советской России. Для русских кооператоров за границей не подлежит ни малейшим сомнениям полная ее несостоятельность. Всякие силы, всякую организацию, всякие ценности, которые она вовлекает в круг своего влияния и воздействия, фатально обрекаются на более или менее быстрое уничтожение.

Поэтому неизбежно прекращение этой экономической политики. Как и когда оно произойдет — предсказать нельзя. Но как бы ни произошло прекращение этой системы государственного насилования хозяйственной жизни, подавления всякой свободной инициативы, и насильственной коммунизации: путем ли вынужденного изменения советской властью своей экономической политики, или путем провала всего эксперимента и реставрации частного капиталистического строя в полном объеме, — как в том, так и в другом случае будет поле действия, возможность и необходимость для кооперации.

Вновь ли для борьбы с капиталистической эксплуатацией образования ячеек социализма, воспитывающего навык созидания и творчества, а не разрушения, или непосредственно для устроения хозяйственной жизни на началах трудовой, общественной справедливости, но кооперация должна еще быть в России. И это будет кооперация свободная, независимая, являющаяся свободной, добровольной самоорганизацией и сотрудничеством по принципу общности экономических трудовых интересов, а не кооперация из-под палки.

Вновь кооперации придется развиваться при очень неблагоприятных условиях, гораздо более тяжелых, чем в первый свой период. В наследие от пройденного периода она не получит материальных ценностей.

Капиталистическая реакция, конечно, не будет содействовать кооперации. Завладевши государственным аппаратом, она не позволит кооперации выбрать из обломков советского эксперимента то достояние, которым кооперация обладала до своего поглощения советскими учреждениями. Да и фактически, вероятно, эти ценности окажутся уничтоженными в общем процессе распада.

При этих условиях передача советской делегации тех ценно-

cтр. 167

стей, которыми имеют еще фактическую возможность распоряжаться заграничные представители Центросоюза, «Закупсбыта» и других кооперативных организаций, равнялась бы в сущности совершенно непроизводительной растрате народного достояния.

Между тем, эта же сумма ценностей в момент, когда российской кооперации придется вновь возрождаться из пепла, вновь начинать строительство своих организаций снизу до верху, будет иметь относительно, для интересов русского народного хозяйства, интересов кооперации, интересов русских крестьян и рабочих, гораздо большее значение.

Тогда это не будет только прибавкой к количеству ценностей уничтожаемых, а и значительным вкладом в основной фонд возрождения русских центральных кооперативных организаций.

Сейчас идет речь о сохранении всеми кооперативными организациями за границей, для основного фонда возрождения кооперации, нескольких миллионов золотых рублей. Поэтому, убежденные в несостоятельности экономической политики советской коммунистической власти и веря в неизбежность возрождения в России свободной независимой кооперации, русские кооперативные деятели за границей, средства и достояние, от свободной кооперации полученные, считают своим долгом для нее же сохранить.

З. Ленский.