Проф. С.А. Корф. Федерализм и централизация в современной Америке // Современные записки. 1920. Кн. I. С. 189–204.

стр. 189

Федерализм и централизация в современной Америке.

I.

Незадолго до войны было пущено в обращение, кажется немцами, но получило большое распространение в Европе мнение о временной роли, играемой будто бы переходной формой союзного государства; предполагалось и доказывалось, что союзное государство либо распадается, если оно составлено из нежизненных элементов, либо консолидируется в единое целое; при этом примером второго процесса неизменно приводились Германия и Соединенные Штаты. Политическая тенденция этого учения вполне очевидна; оно должно было служить доказательством необходимости «уплотнения» Германской империи, т. е. усиления и укрепления ее и без того уже могущественного центра. Монархические идеалы и преклонение немцев перед идеей всеобъемлющей централизации были хорошо известны и до мировой бури. Зато гораздо менее знакомы нам те социально-правовые процессы, которые развивались по другую сторону Атлантического океана, относительно которых многое бралось просто на веру по писаниям и рассказам тех же немцев. Да и сами американцы, впрочем, мало сознавали существо переживаемых их собственным народом перипетий; в Америке до последнего времени вообще слишком мало обращали внимания на социально-правовые процессы; так наз. общественные науки были не в фаворе и находились в зачаточном состоянии. Только за период войны пробудился интерес среди американцев к этой области и лишь теперь начинает упрочиваться сознание необходимости серьезного ее изучения.

В русской науке, обычно довольно голословно, повторялись утверждения немцев; американское общественное развитие мало кого интересовало н мало кому было известно, а кроме того, наша домаш-

стр. 190

няя политическая обстановка никоим образом не поощряла подобных исследований; цензурный гнет, зависимость от начальства, некоторая косность, суровая немецкая школа наших государствоведов и т. д., все это как-то отодвигало изучение англо-саксонского права вообще и американского в частности на задний план. Таким образом легко объяснимы укоренившиеся в нашей литературе предрассудки, которые помогали царскому правительству вводить русское общественное мнение в заблуждение.

В виду той роли, которую рано или поздно суждено играть принципу федерализма в возрожденной России, интересно знать: правда ли, что централизм так уж неизбежен в развитии современного союзного государства, так ли достоверно, что централизация в Соединенных Штатах делает столь огромные успехи, столь неотвратима и так популярна в глазах американского народа, да и вообще в каком направлении развиваются современные социально-правовые процессы Сев. Америки? Ответ может быть дан не без затруднения, так как, повторяем, сами американцы мало знакомы с указанной областью и только недавно сами начали ею интересоваться. Современное развитие Великобританской империи нам известно гораздо лучше; мы хорошо знаем, например, что принцип федерализма там прочно укрепился и что возврата к единому, централизованному государству для Англии нет и не будет; мы прекрасно знаем, что Канадой или Австралией никогда нельзя будет более управлять из Лондона, и что это касается в наше время не только могущественных автономных колоний, — Dominions, .— но и гораздо более молодых колоний, и что по этому же пути направлены судьбы Египта, а в ближайшем будущем, вероятно, направятся и судьбы Индии. Касательно государственно-правового развития Британской империи также совершенно очевидны те великие принципы, на коих базируется эта крупнейшая и могущественнейшая федерация: во-первых, то, что раз дано или потеряно метрополией вследствие развития федеральной самостоятельности, невозвратимо: обратного подчинения, восстановления былого централизма быть не может; во-2-х, децентрализация никоим образом не означает распада или разложения. На противном этому начале основаны были немалые надежды Берлинских правителей; сколько раз мы от них слышали, что Британская империя построена на песке, что Канада или Южная Африка только и мечтают об отделении и полной независимости, и что война неизбежно приведет к такому распаду. Да и среди русских писателей много было людей, искренно уверенных в

стр. 191

неотвратимости предстоящего разложения Британской федерации, которое таким образом будет предшествовать немецкой победе и возрождению Великой Германии. На подобных рассуждениях основывались также большие надежды многочисленных монархистов. Это мировоззрение, чрезвычайно вредное политически, социально опасно.

II.

Обращаясь к рассмотрению современного социально-правового развития Соед. Штатов Сев. Америки, мы не можем не обратить внимания на действительно невероятно сильные там, на первый взгляд, тенденции к объединению и централизации. В самом деле, если сравнить нынешние власть, влияние и значение федеральных органов с их положением, скажем, в начале XIX в., то получится огромная разница и яркий контраст. Трудно сказать, предвидели ли отцы американской конституции ее дальнейшее развитие, стремились ли они, в глубине души, к созданию единого целого, прикрывая такой идеал формами союзного государства, но нет сомнения, что, со времени междоусобной войны 60-х годов, в Соед. Штатах действительно начали развиваться и укрепляться централистические тенденции. Думается, что среди отцов конституции приблизительно одна половина была централистами (хотя лишь немногие имели тогда гражданское мужество это открыто признавать), другая же была, столь же преданно и убежденно, федералистами, хотя может быть в их мировоззрении побудительными мотивами были совсем иные соображения, чем современные нам идеалы федерализма; в то время федералистические вожделения носили яркую форму простого, незамысловатого «местного» патриотизма, подогреваемого также несложными экономическими стимулами и соображениями; только в средине XIX ст., ко времени войны за освобождение негров, это примитивное мировоззрение начинает дифференцироваться.

Первую половину минувшего века федералисты видимо торжествуют и главенствуют; идеалы их прекрасно растолкованы потомству в писаниях Джефферсона, самого видного и образованного демократа той эпохи, государственно-же правовые построения были даны в довольно циничных формах сенатором Кальхуном, известным защитником притязаний южных, рабовладельческих штатов. Надо помнить, что борьба Севера с Югом началась собственно не из-за во-

стр. 192

проса об освобождении рабов, а именно из-за необходимости восстановления разваливавшейся унии. Даже в наши дни, хотя и в виде какого-то необъяснимого анахронизма, многие южане искренне убеждены, что война Линкольна была вызвана исключительно этой угрозой разрыва, а вовсе не более сложным вопросом уничтожения рабства. Как известно, Север победил, а с ним должны были восторжествовать столь противные Югу принципы централизации: идея унии священна и неприкосновенна, центральная, федеральная власть суверенна и более жизненна, чем государственность отдельных штатов; таковы основы государств.-правовой идеологии, которой суждено было главенствовать во второй половине века. С общественной стороны этому способствовали рост национального самосознания и национального объединения американского народа; в продолжение последующего полувека оба процесса государственно-правовой идеологии и национального развития, шли рука об руку, взаимно помогая друг другу и подпирая друг друга. Под их эгидой развивалось дальнейшее заселение Западных территорий, до побережья Тихого океана включительно, под их сенью работали и управляли федеральные президенты и их правительства, с их благословения усиливались и росли власть и влияние федеральных органов, конечно, за счет значения и полномочий штатов-участников унии. Процессы эти развивались столь естественно, что не требовалось руководительства каких-либо выдающихся личностей; даже наоборот, от Линкольна и до Кливленда не было выдающихся президентов; американские правители этой эпохи были серенькие, маленькие люди, без каких-либо государственных горизонтов (даже включая сюда популярного, но вовсе не «большого» Гранта); указанное развитие шло само собой, все более увеличивая силу своей инерции. Современникам казалось тогда вполне нормальным, что после победы Севера, боровшегося за центральную власть, таковая должна была торжествовать и постепенно поглощать полномочия и права отдельных штатов. Не надо кроме того забывать, что вторая половина XIX в. была периодом колоссального экономического развития Соед. Штатов, что также способствовало росту центростремительных сил; экономическое развитие, а в частности бесшабашное грюндерство того времени не желали считаться с какими-то внутренними, территориальными ограничениями, искусственными границами, разделявшими неделимое, Нью-Йорк от соседнего с ним Нью-Джерсея или Коннектикута. Национальное объединение, единство культуры и языка взывали к благородным чувствам патриотизма, сплачивая американ-

стр. 193

цев в единый могущественный народ; и чем больше росло это национальное единство, тем оно могло казаться американцам более привлекательным и красивым. К концу столетия ко всему этому присоединился еще новый фактор: мы имеем в виду чрезвычайно большой важности следствие испанской войны 1898 г. — зарождение американского империализма и вхождение Штатов впервые в круг мировой политики, от коей они прежде старательно отстранялись и ограждались. Само собою понятно, что молодой, неопытный американский империализм приводил зачастую к шовинизму; в это время как раз появились, одна за другой, две крупные и сильные личности президентов Кливленда и Рузвельта; не мудрено, поэтому, что централистические тенденции благодаря этому значительно усилились; и не трудно понять, поэтому, рассуждения тогдашних наблюдателей, в особенности немцев, об окончательном торжестве центростремительных сил и постепенном превращении унии в единое, сильно централизованное государство.

Даже такой беспристрастный исследователь и чуткий наблюдатель, как Дж. Брайс, увлекся этой же видимостью, сочтя нужным посвятить специальное внимание развивавшемуся тогда централизму. Вспомним, как самодержавно распоряжался Рузвельт, диктуя из Белого Дома как внутреннюю политику, так и внешние сношения Сев. Америки; во внутренней политике он предпринял расследование деятельности гнетущих трестов, реформу правительственных учреждений, целое движение за сбережение национальных богатств (лесов, животных, горного дела и т. д.); во внешней политике он гордо нес американское знамя, вмешиваясь в вопросы, от коих предшествовавшее ему поколение по традиции Вашингтона открещивалось и отмахивалось; сюда относится, например, приобретение Панамского Канала, спор с Германией из-за Венесуэлы (когда Рузвельт не постеснялся наговорить очень много неприятного Вильгельму, что тот никогда не мог ему простить, несмотря на внешне любезные их отношения), активное участие в заключении русско-японского мира в Портсмуте (1905), настаивание перед Европой на необходимости политики «открытых дверей» в Китае и т. д. Само собою понятно, что всем этим в значительной мере усиливались власть и влияние федеральных органов за счет правомочий отдельных штатов; Рузвельт неоднократно собирал в Вашингтоне губернаторов штатов и не только совещался с ними, но и навязывал им свою политику и свои взгляды, благодаря чему никоим образом неподчиненные ему

стр. 194

представители штатов действовали сообща и воспринимали, незаметно для самих себя, политику федерального центра; при нем же появилась и выросла междуштатная торговая комиссия (Interstate Commerce Commission), получившая затем огромную власть в области регулирования внутренней торговли и контроля американских железных дорог; внешняя торговля всегда была функцией центра, согласно самой конституции; наконец, при Рузвельте же появились первые признаки федерального социального законодательства и администрации; область эта в прежнее время совершенно не затрагивалась в Вашингтоне; при Рузвельте появляются не только первые акты социального законодательства, но и социальной политики федерального правительства; при этом учреждается специальный орган, в лице рабочего департамента или министерства (Labour Department), уравненного в правах с прочими министерствами; этот департамент, вполне естественно, начал влиять на рабочую политику отдельных штатов, внося в таковую определенно централистические тенденции.

Таким образом, благодаря выдающейся личности Рузвельта, централизация сделала в первое десятилетие XX века блестящие успехи. Нисколько не умаляя роли дальновидного президента, необходимо все же признать, что Рузвельт в своей политике неизменно опирался на живые силы страны, на явные проявления жизненных тенденций, на очевидное ему направление эволюции социально-правового строя Сев. Америки. В этом ясном понимании жизненных сил и эволюции американского народа проявлялась несомненная даровитость Рузвельта; он понял значение централизации, воспринял эту идею и силой своей энергии воплотил в жизнь намечавшиеся тенденции, подведя под них прочный фундамент. Весь вопрос только в том, составляет ли это начало конца американского федерализма вообще, как то полагали многие исследователи до войны, или нет, как доказывают, думается, события последних лет.

III.

Кровавая бойня Европейской войны должна была рано или поздно втянуть Соед. Штаты; прежней обособленности Америки уже более не существовало; поэтому и им пришлось принять участие в ужасах этого отвратительного побоища. А вместе с тем Штатам, бла-

стр. 195

годаря «военному времени», пришлось пережить период чрезвычайной централизации.

Военная цензура в Америке была не менее строга и близорука, чем ее европейские сестры; то же следует сказать и о материальных стеснениях, о разных президентских указах касательно регулирования рыночных цен, ограничения денежной спекуляции, разрешения продовольственных вопросов, установления запретов продажи или распространения различных предметов и т. д. Во всех этих случаях власть президента была абсолютно неограниченная; законодательные органы в первые же дни военного кризиса добровольно сдали все свои полномочия контроля; теория равновесия властей, столь любимая американцами, была на время забыта; Вильсон мог издавать распоряжения и указы по любому вопросу и очень активно пользовался этой свободой действия; а так как американская администрация, от министров и до последнего низшего чиновника, полностью подчинена президентской власти, то вполне понятно, что с первых же дней участия Штатов в войне, получилась довольно яркая картина диктатуры, хотя и не военного типа, но с довольно резкими военными очертаниями. К этому надо прибавить страшную подозрительность и шовинизм американцев в первые месяцы войны; как в Европе в августе 1914 г. мерещились германские шпионы, интриги, преступления, так в Америке весной 1817 г. происходило совершенно то же самое и не менее интенсивно; для борьбы с предполагаемыми шпионами и пропагандой американское общественное мнение готово было с увлечением предоставить правительству, сиречь тому же президенту, безграничные полномочия. Военные приготовления, заказы, мобилизация, постройка флотов, военного и торгового, перевозка войск и т. д. также вызвали многогранную, совершенно новую деятельность правительственных ведомств. Законодательная власть почти совсем стушевалась и шла на поводу президентской указки, готовая на всякие жертвы. Само собою понятно, что все это вызывало совершенно неслыханную прежде централизацию правительственной машины; права и преимущества отдельных штатов как бы канули в воду; никто о них и не думал.

Органы центральной власти, к тому же, размножались буквально как грибы; стоит вспомнить один внешний вид Вашингтона того времени, чтобы получить яркую картину этого процесса. В прежние времена система федеральных властей была очень незатейливой; правительственные органы (за исключением почты и таможни) можно бы-

стр. 196

ло легко пересчитать по пальцам. Уже во время Рузвельта начался сильный рост правительственных учреждений в Вашингтоне; тут и там стали строиться новые здания, офисы, бюро и т. д. Но все это ничто в сравнении с тем, что произошло летом 1917 года. За несколько месяцев было выстроено несколько десятков новых зданий казарменного типа, с тысячами офисов и десятками тысяч клерков; население города более чем удвоилось; появились совершенно новые, неслыханные до того времени учреждения, вроде «национального» (т. е. централизованного) управления по продовольствию, другого такого же по топливу, третьего — по железнодорожному делу и т. д. Все эти области в былые дни считались неотъемлемой прерогативой местной (т. е. штатной), а не федеральной власти; последняя не должна была и не могла вмешиваться в заведование ими. Система созданных новых ведомств была тождественна прежней системе федеральных властей вообще, т. е. абсолютно централизована; президент был автократом, управлявшим через посредство своих секретарей, начальников новых ведомств.

Личность президента Вильсона очень подходила под этот новый стиль; ему было по душе и нравилось являться в лике поучающего «свой народ» премудрости политической; он всеми силами культивировал единоличный режим, развивал его, упрочивал, толковал и приспособлял к требованиям военного времени. О прежних идеалах американцев начала XIX в. не было больше и речи; Джефферсон был забыт или считался неопытным младенцем в делах управления; даже времена Рузвельта могли казаться эпохой первых робких попыток нововведений в вопросах распределения властей между федерацией и штатами.

Казалось, что центростремительные силы достигли своего апогея и что прежние времена расцвета федерализма ушли раз навсегда в вечность. Можно с уверенностью сказать, что, если бы немецкие предсказания об окончательном обращении унии в одно единое государство должны были оправдаться, то случиться это должно было именно теперь, когда централизация достигла таких неслыханных пределов. Все общественное развитие Штатов шло по-видимому в этом направлении; все факторы жизни тому способствовали; и личность президента, и война, и внешние сношения Штатов, и внутреннее их социально-правовое развитие — все по всем видимостям шло в одном и том же направлении усиления централизации, за счет власти и влияния отдельных штатов, вплоть до исчезновения прежней федеральной сис-

стр. 197

темы, унии в том виде, как ее построили отцы конституции 1789 года. Для идеалов централизма никогда не представлялась ранее того и вряд ли когда-либо явится и в будущем такая блестящая возможность окончательного торжества; повторяем, все было для этого готово, все этому торжеству способствовало...

И тем не менее победы этой не было, торжество не состоялось!

IV.

Со времени окончания войны прошло уже два года, а со дня подписания мира 16 месяцев, период вполне достаточный для того, чтобы основные тенденции социально-политического движения в Америке определились с необходимой ясностью. Американский народ в настоящую минуту живет под знаком реакции против политического курса последнего времени, при этом реакции довольно многогранной и сложной. Европейца, в особенности русского, могут интересовать три рода этой реакции: одна — направленная против участия Штатов в европейских делах и мировой политике; другая — касающаяся внутреннего брожения и все растущего социального недовольства, и третья — развивающаяся против безумной централизации последних лет.

Рассмотрим их в отдельности.

Мы указывали, что в былые времена Штаты жили как у Христа за пазухой, считали себя огражденными и застрахованными от мировой сумятицы и смотрели на Европу с высокомерной гордостью отшельника, которого внешний мир интересует лишь платонически, отвлеченно. Война с Испанией впервые ввела американцев в неизвестную им дотоле область международной политики; приобретение Филиппин, столкновение с Японией, этой Пруссией Востока, участие в разрешении вопросов Карибского моря; позднее Канада, с ее назойливым соседством; Ньюфаундленд — с его заманчивыми рыболовными промыслами; Панама, с каналом, сугубое международное значение коего и до сих пор еще многими не понято; политика Рузвельта, вмешивающегося в разнообразные дипломатические споры и распри других держав; все растущая гегемония Сев. Америки среди южно-американских республик, и т. д., и т. д. И наконец мировая война, уже непосредственно введшая Америку в святое святых евро-

стр. 198

пейской дипломатии и при том столь активно, столь бесповоротно. Немудрено, что американцы, как говорится, ахнули и рты разинули, и кто из них постарше и понепривычнее, тот с горечью вспоминал о минувшем счастьи обособления. И в заключение — злосчастный; Версальский мир, который большинство американцев восприняло, — совершенно верно по нашему крайнему разумению, — как неслыханное поражение Вильсона, как гибель самых заманчивых надежд Америки на мировое лидерство, как гибель большинства их прекрасных идеалов.

Осенью 1918 г. американцы правильно полагали, что в руках их правительства имелась чудесная возможность стать во главе мирового прогресса; вспомним, как Европа преклонялась в те дни перед американцами и всем американским! Как у них заискивали, как лобызали ноги у их президента (недостатки коего американцы прекрасно сознавали), как им льстили, как ко всем их представителям подлизывались в европейских столицах; не удивительно, что все это вскружило им головы; и тем больнее было падение, спуск на землю, после посещения небес, когда к лету I919 г. стало очевидным, что их игра проиграна и что почти ровно ничего из ожидавшегося не осуществлено! Этим объясняется (притом единственно этим, а не какими-либо другими факторами) переживаемая теперь реакция против идеи участия Америки в каких бы то ни было европейских делах; это и есть основа ее отказов от разных мандатов, поручений и просьб европейских держав; лично мне приходилось слышать от видных партийных лидеров, с пеной у рта говоривших о Вильсоновской (будто бы) политике вмешательства в европейские дела, что впредь этого не будет и что Америка вернется ко временам XIX века. Как будто возврат к старому когда-либо возможен! Как будто Америка может вернуться к своему былому уединению! Но психология такого возмущения проста. Это же объясняет столь непонятную многим иностранцам ненависть американцев к Вильсону, доходящую до невероятных размеров и ожесточения; многим американцам кажется, что виною всех их неудач и зол является именно президент; такое олицетворение социальных событий тоже ведь очень распространенное явление.

Возврата к прошлому нет, обособленность не восстановима, но сильное сокращение участия Соед. Штатов в мировой политике будет несомненно достигнуто в ближайшие месяцы нового президен-

стр. 199

ства. Это касается как общих вопросов, так и Лиги Наций, которой Америка боится именно как стимула участия в не-американских делах.

Нет сомнения, что такое отношение ко внешнему миру имеет и внутренне-политическое значение для Штатов, умаляя значение центростремительных сил. Я уже указывал, что среди факторов антифедералистических современная международная политика Штатов играла видную роль. Теперь этот фактор изъемлется из обращения и во всяком случае не будет угрожать федералистическим принципам; он не будет мешать предвидимому возрождению федерального начала. Таково общее положение вопроса.

Но есть и некоторый специальный стимул, действующий, пожалуй, гораздо более сильно. Мы имеем в виду японский вопрос; в этом отношении назревает настоящий кризис, весьма притом опасный. Дело в том, что штат Калифорния подвергается сильнейшей опасности все возрастающей японской иммиграции; усиление японского элемента очень страшит американцев западного побережья: они не выдерживают экономической конкуренции с японцами; последние работают дешевле, живут проще и на меньшие средства, сплочены, патриотичны, организованы; расового cмешения не происходит; японцы живут и множатся отдельно от белых, которые их теперь чистосердечно ненавидят.

За последние месяцы Калифорния предприняла целый ряд мер, законодательных и административных, к ограничению японцев, лишению их права земельной собственности, стеснению прав торговли и передвижения и т. д. Япония, естественно, этим все более возмущается и все чаще и громче протестует, требуя равноправия своим гражданам. Вот тут-то и заложен корень конфликта: с одной стороны Штаты—федерация связаны с Японией целым рядом соглашений и обязательств, ставящих обе договаривающиеся стороны в положение полного равенства, что и дает Японии право требовать исполнения этих договоров; с другой же, находится отдельный штат—Калифорния, не желающий вовсе с этим считаться и не стесняющийся заявлять, что требованиям унии (если таковая будет настаивать на равноправии японцев) он не подчинится и что уния не в состоянии его к тому принудить! Подобный случай уже не раз имел место; ведь именно эта идеология и привела к междоусобной войне 1861 г., когда южные штаты отделились; то же самое было несколько лет тому на-

стр. 200

зад при Рузвельте и как раз в абсолютно той же обстановке: Калифорния уже тогда делала попытки самостоятельного разрешения японского вопроса, но в те годы господствовала центростремительная тенденция, а сам Рузвельт располагал огромной дозой личной энергии и предприимчивости; он без труда одолел противящийся штат. Теперь положение кардинальным образом изменилось: во главе унии нет сильного человека и не предвидится появления такового в ближайшем будущем; японский вопрос еще более обострился за эти годы, а население Калифорнии, вообще обозленное международной политикой эпохи Вильсона (как и вся Америка вообще впрочем), не желает более ждать и терпеливо переносить указку федеральных властей. Конечно мы не хотим сказать этим, что унии вновь грозит разрыв, как в 60-х годах прошлого века, или что война с Японией неизбежна в будущем; мы хотим лишь подчеркнуть, что существующий конфликт в этой области является заметным стимулом к возрождению идеала федерализма в противность прежней централизации.

За последние месяцы Соед. Штаты вошли в полосу социального недовольства, проявляющегося, при этом, самым разнообразным образом. Наиболее существенным фактором, как и всегда, является экономический кризис и дороговизна жизни нашего времени. Промышленность никак еще не может приспособиться к новым условиям работы, создаваемым с одной стороны, возвращением от военного времени к мирному, с другой же, необходимостью большей интенсификации производства; Америка выходит из периода первобытного, когда главенствовал принцип laissez faire, полной индивидуальной свободы и безграничной конкуренции. К этому присоединяются и финансовые затруднения, недостаток свободных денег, большая инфляция бумажных денежных знаков, высокий процент кредита, неосторожная политика банков за последние годы, и т. д. В результате — все разрастающееся рабочее движение, на почве недовольства низших слоев населения. Рабочие жалуются на дороговизну жизни, а предприниматели на создаваемый этим заколдованный круг: дороговизна вызывает прибавки жалованья, а последние в свою очередь дороговизну; выход из этого еще не намечается. Буржуазия несомненно всем этим очень напугана; она как огня боится большевизма; при этом надо сказать, что самое понятие того, что такое большевизм, у американцев весьма примитивно и туманно; чаще всего под этим словом подразумевается всякое (даже

стр. 201

малейшее) проявление недовольства, и забастовки, и пропаганда социализма, и пацифизм, все что угодно, одним словом. Указанное настроение буржуазии и в особенности мелкого капитала вызывает одно неприятное и опасное следствие: реакционность политического уклона. Соед. Штаты в настоящее время переживают настоящую вакханалию реакции; так, под знаком реакции прошли выборы президентских кандидатов в обеих партиях, реакция главенствует в обеих федеральных законодательных палатах и в палатах большинства штатов; реакционно настроено большинство печати, как повседневной, так и журнальной; реакция же главенствует и в политических партиях и кругах; республиканцы просто и откровенно реакционны, кандидат их Хардинг этого более не скрывает (сознавая, что прогрессисты ему все равно не отдадут своих голосов); демократы более осторожны и двусмысленны в своих заявлениях, но существо их настроений также реакционно. В некоторых отношениях это доходило за последние месяцы до невероятных эксцессов; малейшее проявление радикализма, уже не говоря о социализме, клеймится как национальная измена, подтачивание «основ» (совсем как у нас в былое время), разрушение конституционных баз, «анти-американизм» и т. п. А с другой стороны, как то всегда бывает, радикальный лагерь рвет и мечет и сам вдается в крайности; этим, например, объясняются чрезвычайные симпатии этого лагеря к русским большевикам; американским радикалам вообще мало дела до России и русских интересов, но в своем азарте и чисто партийных видах они трубят о большевистских заслугах и восхваляют большевистский рай. Политическое влияние и удельный вес радикалов, однако, в данную минуту очень не велики, несмотря на то, что вот уже несколько десятилетий в Америке сознается потребность в создании новой партии, прогрессистов, которая могла бы объединить всех нежелающих идти в рядах профессиональных политиканов, так называемых республиканской и демократической «машин».

За время войны, как и в других государствах, американское центральное правительство принуждено было взять в свои руки эксплоатацию целых отраслей промышленности, равно как и путей сообщения. Надо признать, что опыт этот правительству Штатов не удался. В особенности ярко это проявилось в области жел.-дор. хозяйства; некоторые улучшения были, конечно, достигнуты путем объединения разношерстной системы в отдельных штатах, равно уменьшением конкуренции между отдельными дорогами, но, в общем, ре-

стр. 202

зультаты получились печальные: жел.-дор. хозяйство пришло в полное расстройство, задолженность страшно увеличилась, а доходность заметно пала, появились большие дефициты, покрывающиеся из гарантий федерального правительства и затем павшие тяжелым бременем на федеральный бюджет. С другой стороны, правительственное хозяйничанье вызвало огромный рост чиновничества — бюрократии, куда менее компетентной, чем бывший персонал частных компаний и предприятий; последнее замечание касается не только железнодорожного управления, но и других предприятий (напр. кораблестроения), в которых также правительственные чиновники оказались много хуже частно-предпринимательских служащих. Да и не только неопытность может им ставиться в вину, большую роль сыграли разные политические влияния, невесомые обстоятельства, и, хуже всего, денежные соображения, до подкупа включительно.

Таким образом, вполне естественно видеть ныне реакцию против этой централизации, указания на некомпетентность центральной власти, вред или бесполезность ее работы; частные предприниматели, конечно, сильно преувеличивают недостатки федеральной администрации, и многому, что они говорят и пишут, верить нельзя, но к несчастью большая доза правды в этих обвинениях вашингтонских чиновников все же имеется; реальные результаты их хозяйничанья явно отрицательны. Трудно сказать, какое это будет иметь влияние вообще на теорию национализации некоторых отраслей производства и путей сообщения, но в Соед. Штатах один результат этого уже теперь вне сомнения: в ближайшем будущем вопрос о национализации практического успеха здесь иметь не может (в противоположность, по-видимому, Англии). Мы, имеем, следовательно, в этом случае второй, еще более сильный, чем описанный выше, фактор умаления значения принципа централизации. Общественное мнение относится к нему в настоящую минуту явно враждебно, и готово всеми силами и способами препятствовать дальнейшему развитию центростремительных сил; то, что во времена Рузвельта, напр., воспринималось как естественное стремление федерального правительства подчинить своему контролю, либо влиянию, теперь с ожесточением отвергается, как противное американским идеалам. За многое в этой области попадает бедному Вильсону, хотя и без его личной вины; среди царящего общего озлобления на Вашингтон публика не замечает, что обвиняет президента и его правительство в том, что развивалось уже целыми поколениями до него, во времена его предшественников.

стр. 203

Совершенно то же самое следует сказать и о цензуре Вашингтона. Установление военной цензуры было принято общественным мнением, как неизбежное зло военного времени. Личная борьба Вильсона за спасение своего престижа и результатов своей работы в Париже заставили его, к несчастью, сохранить некоторые свои полномочия военного времени долго спустя после заключения мира; между прочим, так случилось и с цензурой европейских известий печати, в настоящее время это вызывает вполне справедливое возмущение публики и в значительной мере способствует усилению враждебных чувств народа к Вильсону; а вместе с тем страдает и сам принцип централизации, так как враги таковой приводят пример цензурного гнета, как одно из следствий слишком большого усиления центральной власти вообще и, в частности, полномочий президента республики. Недаром, напр., Хардинг в своих избирательных речах и программ все время подчеркивает, что он против существующих «неограниченных» полномочий президента, установивших какое-то американское самодержавие.

Если теперь подвести итоги всему сказанному, то с легкостью можно заметить, что за последние два года принцип централизации претерпевает существенный кризис; он как будто достиг своего апогея во время минувшей войны, дошел до высшей точки своего развития и значения и затем начинает с разных сторон ослабляться. Совершенно очевидно, что ему не суждено было окончательно и всеобъемлюще победить, другими словами, что тенденция такой централизации до крайности — была нежизненна и что федеральный принцип имел за собой гораздо больше силы, чем то подозревалось двадцать лет тому назад. Действительно, если бы централизация и уплотнение американского государства вплоть до исчезновения унии было возможно и достижимо, то как не восторжествовать этому началу именно теперь, после того как у президента, сильного, самонадеянного, высокомерного, в руках были абсолютно все карты для беспроигрышной игры?! Все шло в этом направлении, в особенности, со времен Рузвельта, а военное время еще прибавило новые, безграничные возможности; и если при всем этом, в этой благоприятной обстановке, центростремительным силам все же не удалось раз навсегда восторжествовать, то лишь потому, что начало федерализма не только еще живо, но и могущественно.

Мы не хотим этим сказать, что предвидим возможное возвра-

стр. 204

щение ко временам Джефферсона; нет; но с другой стороны, близоруко долее надеяться на полное объединение Американских Штатов. В ближайшие годы, вероятно, найдена будет некоторая равнодействующая, которая обеспечит новую силу федерализму, наравне с современною потребностью внешнего могущества, которое дается государству центральной властью.

Проф. С.А. Корф.