Проф. бар. Б.Э. Нольде. Лига народов и международный суд // Современные записки. 1920. Кн. I. С. 232–235.

стр. 232

Лига народов и международный суд

 

Из плана коренного переустройства всей международной жизни, который был выдвинут в разгар войны под именем Лиги Народов, пока сложилась в сущности только вторая, довольно дорогая с бюджетной точки зрения, дипломатическая канцелярия держав Согласия.

Политические успехи этой канцелярии весьма скромны, и ей недоступны даже умеренные достижения самих держав Согласия. Правда, «в Лигу» сдавались до сих пор вопросы, на которые у Согласия не хватало времени и энергии, вопросы, сравнительно не очень крупные и более или менее безнадежные. Персы жаловались на советы, шведы пытались отнять у финнов Аландские острова, литовцы спасти свою власть над Пильной, Армения найти защиту своего бытия. В каждом из этих случаев Лига не только не вплела никаких лавров в свой венок, но поставлена была в смешное и жалкое положение. Хаос восточных отношений до восстановления России так велик, что, может быть, на самом деле было бы осторожнее не компрометировать хрупкий механизм Лиги поручениями, хотя бы частично, разбираться в этом хаосе.

Но в активе Лиги есть все же некоторые положительные величины. К числу их в первую очередь надо отнести выработанный в Гааге международною комиссиею юристов проект учреждения постоянной палаты международного суда. Этот проект был заслушан на съезде Совета Лиги в Сан-Себастьяне, был разослан 5 августа этого года всем государствам, участвующим в Лиге, и только что обсужден на новом съезде Совета Лиги в Брюсселе.

Проект юристов представляет собой документ в высшей степени ценный. Спешу прибавить, что, к сожалению, те поправки, которые в него только что внесены Советом Лиги в Брюсселе, коренным образом его испортили. Эти ухудшающие дело поправки имеют все шансы пройти на первом пленарном собрании Лиги предстоящего 15 ноября, для которого собственно проект и готовился.

Проект юристов возвращает нас к идеям, которые господствовали до 1914 года. Пасифизм довоенного времени во всех цивилизованных странах возлагал основные надежды в деле усовершенствования международной жизни на международный суд. Мир между государствами должен быть утвержден так, как утвержден мир между гражданами, путем обращения в спо-

 

 

стр. 233

 

рах к судье, — такова была основная мысль старого пасифизма. Над пропагандой этого положения работало несколько поколений. За последние десятилетия было приложено много усилий, чтобы приблизить практическое осуществление этой мысли. Все успехи и неудачи мирных программ довоенного времени были успехами и неудачами именно проектов водворения судебной власти в международных отношениях. Неудача двух Гаагских мирных конференций была, прежде всего, неудачей попыток создать подлинный международный суд.

Правда, и до войны с этой программой иногда конкурировали другие построения. В несовершенных и незаконченных по существу актах Гаагских мирных конференций 1899 и 1907 гг., носивших громкое и мало оправдавшееся их содержанием название конвенций «о мирном улажении международных столкновений», рядом с международным судом, говорилось еще о «мирных услугах и посредничестве» и о «международных следственных комиссиях», как о средствах обеспечить мир между народами, но в этих своих частях Гаагские конвенции были еще более слабосильными и вялыми, чем там, где говорилось о международном суде. Перед самой войной Брайан выступил с проектом — который должен был затмить Тафтовские договоры об обязательном третейском суде 1911 г. — международных, посреднических и следственных комиссий, которые должны были рассматривать международные споры и представлять доклады, если и не обязательные, то самым процессом своей длительной разработки способные охлаждать воинственный пыл спорящих народов.

Пасифизм во время войны вылился, к сожалению, именно в этих побочных, а не коренных мыслях мирной проповеди довоенного времени. Лига Народов, как она понималась в Америке и в частности Президентом Вильсоном, опиралась на построение Брайановских проектов создания международного аппарата, который не судит споры, а «докладывает» о них и тем отсрочивает, а следовательно предотвращает, войну. К этой коренной, не особенно блестящей и не особенно плодотворной, мысли в уставе Лиги оказались добавленными и другие положения. Но в одном Версальский акт остался вполне верен духу Брайановских формул, — в несколько высокомерной трактовке начала власти международного суда над народами. Устав Лиги, конечно, не мог обойти полным молчанием международной юстиции, но он отвел ей скромное место. Центр тяжести Лиги в «докладывающей» функции двух ее органов: «Совета», в котором заседают представители пяти «главных» держав, одержавших в войне победу, и четырех просто «держав», из той же группы, и «Собрания», в котором заседают «главные» победительницы и вся их политическая клиентура с двух полушарий и прежние нейтральные. Компетенция суда ограничена случаями, которые, по мнению заинтересованных, правительств, «поддаются третейскому разрешению», и текст статей устава Лиги составлен так,

 

 

стр. 234

 

что в конечном счете суждение о том, «поддается» ли случай судебному решению, остается во власти отдельной страны.

Комиссия юристов, работавшая в Гааге по поручению Совета Лиги, сделала попытку вернуть идее международного суда место, которое ей по справедливости должно принадлежать, восстановить господствовавшие до войны, по существу единственно правильные, представления о нормальных путях усовершенствования международных отношений. Эту попытку надо всячески приветствовать, как надо приветствовать вообще всякий признак возврата к культурным ценностям, которые разрушила человеческая злоба «великой» — главным образом своими размерами — войны.

Проект — в первый раз в истории международного права — твердо и резко провозглашал то коренное положение нормальной юстиции, что к суду можно обратиться, не спрашивая наперед от ответчика его согласия придти в суд. До сих пор международный суд не мог отделаться от несчастных последствий своего происхождения от суда третейского, создаваемого добровольным обращением двух спорящих, а не одного из них.

«Когда, — говорится в 33 ст. проекта, — возникает между государствами спор, который не может быть улажен дипломатическим путем, и когда нет соглашения о выборе другой юрисдикции, сторона, которая считает себя обиженною, может обратиться в Палату. Палата решает спор, под условиями и ограничениями, указанными в следующей статье».

«Условия и ограничения», о которых здесь говорится, остаются и в Гаагском проекте неизбежною пока данью консервативной мысли, что не всякий спор поддается судебному решению. Безусловная обязательность суда в международных отношениях есть завоевание будущего; оно будет достигнуто тогда, когда в деятельной работе окончательно окрепнет международная юстиция, а пока все без исключения заключавшиеся между самыми передовыми странами сепаратные договоры о так называемом «обязательном» международном суде заключали в себе какие-либо «условия и ограничения», если говорить в терминах Гаагского проекта.

Надо только, чтобы эти «условия и ограничения» были таковы, чтобы они не прикрывали собой, в прямой или косвенной форме, право державы-ответчицы уклониться от суда. Этому требованию отвечает в полной мере та 34 статья, к которой нас отсылало приведенное выше основное постановление. Она превосходно составлена и гласит так: «Между государствами, членами Лиги Народов, Палата решает, без специальной конвенции, относительно споров правового порядка, имеющих предметом: а) толкование договоров, б) всякий вопрос международного права, в) действительность всякого факта, который, если бы он был установлен, составил бы нарушение международного обязательства, г) свойство или размер удовлетворения, причитающегося за нарушение всякого международного обязательства; д) толкование решения, по-

 

 

стр. 235

 

становленного Палатою. — Палата равным образом судит всякие споры, какова бы ни была их природа, которые ей переданы общей или специальной конвенцией сторон. — В случае несогласия, входит ли спор в категории, которые выше указаны, о том решает Палата».

Если добавить, что план самой организации Палаты, как он задуман в Гаагском проекте, очень удачно разрешает многие старые споры по этому предмету и что в Палате обеспечена полная независимость судей и их наилучший состав, то, в связи с данным в проекте, указанным выше, построением компетенции будущего международного суда, можно сказать, что осуществление начал, положенных в основу работы комиссии юристов, было бы огромным шагом вперед.

Но Лига Наций, в лице пока одного из своих органов — Совета, а скоро, вероятно, и другого — Собрания, не решилась благословить Гаагский проект, притом его основной части — в формулах о международном иске, о которых я говорил. В них усмотрели покушение на святость запутанных и замысловатых, поспешных и непродуманных, изречений Версальского «ковенанта». Статьи, дававшие международному суду определенную власть над международными спорами, заменили простыми ссылками на Версальский устав, со всей недостаточностью его постановлений о международной юстиции.

Заслуженный представитель европейского мирного движения Леон Буржуа, со свойственной ему, привитой рядом прецедентов, умеренностью, должен был снова, как в Гааге в 1899 г. и в 1907 г., сказать в своем докладе перед Брюссельским съездом Совета Лиги, что международная реформа отложена до лучших времен.

 

Проф. бар. Б.Э. Нольде.