Милюков П. Политика «Современных записок» (книжки ХХV–ХХVII) // Последние новости. 1926. 6 мая. № 1870. С. 2.

 

 

 

П. Милюков

Политика «Современных записок»

(книжки ХХV–ХХVII)

 

Помимо беллетристики «Современных записок», разбор которой был нами дан в свое время, каждая книжка этого прекрасного журнала дает богатый политический и публицистический материал, мимо которого нельзя пройти молчанием. Последние XXV–XXVII книжки в этом отношении не отстают от предыдущих, по поводу которых мы имели случай говорить. Постоянная задача журнала в этой области продолжает быть близкой к нашей собственной. «Современные записки» посвятили себя защите и развитию демократических идей. Для нас представляет особый интерес, что эту защиту они ведут с своей собственной точки зрения — социализма. Ибо из социалистических рядов слишком часто мы слышим другие голоса: социализм или противопоставляется простому демократизму как нечто высшее, или демократизм объявляется монополией социализма, на которую не должны посягать представители несоциалистических «либеральных» и радикальных течений. В статьях «Современных записок» очень часто мы встречаем, напротив, попытки синтеза либерализма и социализма и поиски общей почвы между тем и другим течением. Эти попытки и поиски способны до известной степени примирить с социализмом его противников, каких можно, к сожалению, немало встретить в рядах несоциалистической демократии, под впечатлением событий последних годов. В борьбе против несознательного социалистоедства «Современные записки» — наш союзник, — и в этом мы видим главное значение политики этого журнала.

В последней XXVII книжке служат только что указанной цели статьи С.И. Гессена о «Проблеме правового социализма» и Н. Лосского «В защиту демократии». О весьма интересных статьях С.И. Гессена нам приходилось уже не раз говорить на этих столбцах. Именно в статьях этого автора мы с интересом следили за попытками синтеза начал социализма и «нового» либерализма. Изучение «Проблемы правового социализма» входит в эту серию статей как составная часть. Принявшись вслед за эволюцией либерализма изучать эволюцию социализма навстречу либерализму, Гессен подчеркивает сравнительно большую трудность этой задачи, в виду того, что кризис современного социализма «так глубок, что справедливо встает вопрос: да существует ли еще социализм как единое целое»? Покойный И.И. Новгородцев даже готов был считать все основные идеи социализма «утопиями», не дающими ничего реального сравнительно с тем, что дается в новом либерализме. Гессен не согласен с этим: он полагает, что после того, как большевистский коммунизм «оттянул от социализма все чисто утопические и разрушительные элементы», в социализме имеется «положительное содержание», специально ему свойственное и делающее его «дальнейшим эталоном — даже по сравнению с новым либерализмом». При этом социализм является «наследником, а не противником либерализма», и, «становясь на почву правового государства», все же идет дальше «неолиберальной идеи права на достойное существование».

Центральная мысль разбираемой статьи заключается в том, что так называемый «научный» социализм (марксизм) в сущности так же «утопичен», как и вытесненные им старые учения социализма. Для доказательства Гессен прежде всего определяет, в чем заключался «утопизм» старого социализма. Он заключался в устранении идеи права, в замене ее идеей «блага» (в чем социализм сходен с консерватизмом) и в попытке предписать самое содержание блага, однородное для всех индивидуумов. В этом сохранении принципа индивидуального блага заключался, однако, сохраняющийся в утопическом социализме элемент либерализма, которому суждено было постепенно вновь расширяться. «Научный» социализм пытался дать конкретное содержание постройке социалистического блага, основав его достижение на идее «классовой борьбы». Но это только обнажило отрицающий действительность элемент утопизма в социализме, заменив «отвлеченное отрицание» — «реальным». Теория классовой борьбы не есть освобождение от утопии старого социализма, но, напротив, ее «завершение, обоснование и осознание». С своим «реальным отрицанием либерально-капиталистического строя» марксизм упирается в «ленинизм». Ленин «ничего не прибавляет к мысли Маркса, чего не было бы в зародыше в самом марксизме». В этих своих крайних выводах марксизм окончательно «отрывается от истории» и возвращается к абстрактному пониманию хозяйства, как «техники». Другим путем он приходит к тому же «атомистическому индивидуализму», который составлял слабое место старого либерализма. Разница только та, что борьба всех против всех («конкуренция» старого либерализма) превращается в марксизме в борьбу двух классов. Механический характер носит и теория прибавочной ценности. В марксистском «фатализме» пришествия царства пролетариата Гессен видит попытку замаскировать неспособность нарисовать конкретные черты будущего строя. Таким образом подготовляется почва для построения здания «правового социализма», заменяющего марксизм.

С другого конца подходит к «Защите демократии» философ Н. Лосский, давший в последней книжке статью под этим заглавием. Философское обоснование своей позиции г. Лосский представил в очень сжатом очерке в XXV книге «Совр. зап.» под заглавием «Органическое строение общества и демократия». Заглавие не совсем удачное, ибо при слове «органический» читателю рисуется соответственная школа социологии (Шеффле, Пауль Лилиенфельд и др.). При таком употреблении термин «органический» противопоставляется термину «волюнтаристический», сознательный, «динамический» и т.п. У Лосского он включает и все эти понятия. Г. Лосский хочет доказать, что демократия вовсе неповинна в атомистичности, механичности и релятивизме, в чем ее обыкновенно упрекают, противополагая ее абсолютной монархии как носительнице «абсолютной истины, данной религией». Свою защиту Лосский ведет, «как метафизик, исходя из учения об онтологической природе общества, в частности государства». И он строит свою собственную «органическую» (в противоположность «атомистическо-механической односторонне-индивидуалистической») теорию «иерархического персонализма». Читатель, не склонный к метафизике, не имеет, однако, надобности спотыкаться на терминологии Лосского. Его «сверхчеловеческое» может быть прекрасно выражено в термине научной социологии. Г. Лосский разумеет под этим просто «спаянность личности с социальным целым», т.е., начало коллективно-психологическое. Он, однако, не хочет растворять личность в социальном коллективе: отсюда его «иерархический персонализм». При помощи этих терминов г. Лосский, во всяком случае, весьма успешно доказывает преимущество «соборности» и высшую «органичность» демократии сравнительно с низшей органичностью монархии. Даже и защиту прав личности в демократии он вполне правильно выводит из «высокой ступени развития сверхличных интересов». Наконец, даже и «кризис демократической государственности» он подводит под то же начало, толкуя его как «вступление в исторический процесс высшего на земле социального целого, сверхгосударственной всечеловеческой целости, онтологически имеющей более высокий ранг, чем отдельные человеческие общества, нации и т.д.». Хотя в одежду метафизической «онтологии» здесь облекаются истины довольно общеизвестные, но нельзя не приветствовать попыток течения, обыкновенно ставившего себя во враждебное отношение к демократии, подойти к ее признанию путем выражения этих истин в терминах собственного мировоззрения.

Есть и еще одно мировоззрение, мирно умещающееся на страницах «Совр. зап.» и работающее там на пользу тех же общих демократических принципов. Мы разумеем статью З.Н. Гиппиус, направленную против изуверства И.А. Ильина: «Меч и крест». Весьма успешно автор этой статьи доказывает, что настоящим христианским духом даже и не пахнет в книге Ильина о «Сопротивлении злу силой». Ильину г-жа Гиппиус противопоставляет Владимира Соловьева. Соловьев ищет пути к добру «между безднами мертвящего непротивления злу и так же мертвящего насилия». Он находит черту, отделяющую «подвиг самопожертвования за других от насилия как неправды и злодейства», в противоположении «воина и палача». Воин, рискуя собой, идет на борьбу; палач — на безопасное убийство. Ильин, по утверждению автора, этой черты не видит. Он судит не по «новому духу», а по старой «букве закона». И, устраняя голос совести, он находится в «противостоянии» с другим таким же Ильиным. Оба будут, за отсутствием внутреннего критерия для распознавания зла, сухо и безжалостно (хотя и «с молитвой», по Ильину) убивать друг друга по очереди, смотря по тому, на чьей стороне окажется физическая сила. Г-жа Гиппиус могла бы для иллюстрации привести теперь слова Маркова второго. Сегодня левая стенка, завтра — правая… С одной стороны, в оправдание приводится «власть всех над одним», с другой — «власть одного над всеми»… «Обе идеи, если угодно, — религиозные». Но это — не «борьба со злом», а просто — «злое дело».

Возвращаясь к области споров о «правовом социализме», отметим, что не в одной только работе Гессена бьется пульс современной научной и общественной мысли по этому вопросу на страницах «С.З.». В XXV книжке находим интересный обмен мнений на ту же тему между Г.Д. Гурвичем и М.В. Вишняком. Шире ли понятие «права», нежели понятие «государства»? Гурвич держится более «модного» взгляда, по которому положительное право вовсе не сводится к велению государственной власти, а творится и над государством, и внутри государства — различными общественными объединениями. Соответственно с этим, Гурвич склонен толковать и суверенитет государства в ограничительном смысле. В особую область, автономную от государства, Гурвич выделяет «социальное право». Он отмечает, что современные «эволюционно-правовые, конструктивные социалисты», противники «немедленного социализма» и веры в революционную катастрофу, «непосредственно опираются на Прудона». Гурвич не отрицает, конечно, «безусловно-принудительной санкции государства». Он считает, напротив, «такое приятие государства совершенно обязательным для правового социализма». Он не отрицает и творческих задач государства (в противоположность чисто-охранительным). Но он настаивает на социально-правовой структуре общества, противопоставленного государству», и добивается соответственной «существенной перестройки современного государства». М. Вишняк, защищаясь от возражений Гурвича, указывает на неясности и противоречия в построениях Гурвича и предпочитает «быть немодным, чтобы оказаться правым в будущем».

В другой статье (XXVI книжка) тот же автор (Гурвич) защищает с точки зрения «конструктивного социализма» резолюцию Марсельского конгресса социалистического интернационала. В XXVII книжке находим интересную статью Ст. Ивановича, который обстоятельно разбирает эволюцию в программах социал-демократической партии «От Эрфурта к Гейдельбергу». Его вывод: «ревизионизм находит себе все большее место в идеологическом обиходе современного социализма». М.В. Вишняк продолжает свои ежемесячные обзоры «На родине и чужбине». В XXV книжке он характеризует печальную эволюцию Струве, в котором видит, однако, на всем протяжении эволюции одно объединяющее начало: борьбу против народничества. Можно было бы дать более правильное определение, отыскивая зародыши теперешнего Струве в его прошлом. Струве — девятидесятник, дитя русского безвременья, не восприявший с детства ни одного сильного общественного импульса и рано заразившийся гнилыми испарениями «конца века». Отсюда его аполитицизм и даже ненависть к политике; отсюда же его националистическая реакция против гуманизма русских семидесятников; отсюда его избирательное сродство с контрреволюционными романтическими течениями. В XXVI книжке Вишняк подводит «пятилетние итоги» «Совр. записок». Он отмечает перемены в России за этот период: «неисчерпаемую жизнеспособность России», явно ощущаемую, и столь же явное «вырождение старой РКП». В эмиграции он отмежевывается от «возвращенства» и полемизирует с Пешехоновым и Кусковой (две статьи которой помещены в разбираемых книжках). В XXVII книжке г. Вишняк характеризует дискуссию на 14 партийном съезде ВКП, отказываясь (по нашему мнению, напрасно) признать какой бы то ни было сдвиг и озаглавливая свою статью: «От утопии к утопии». «Ничья победа — ни сталинцев, ни зиновьевцев» его «не радует», — хотя искусственность, с которой те и другие пытаются держать на высоте свои знамена и лозунги, слишком очевидна: старая идеология трещит по всем швам, старые личные авторитеты быстро растрачиваются и теряют влияние. Словом, «радоваться» есть чему. Реальное положение вещей в советской России характеризуется в трех разбираемых книжках статьями В.И. Талина «Господин урожай» (XXVI); его же «Диктатура профсоюзная» и В.В. Руднева «Конец помещичьего землевладения в России» (XXVII). Памяти декабристов посвящен в XXVI книжке ряд интересных статей Алданова, Мережковского и Цетлина, на которых мы, к сожалению, не можем остановиться, также как и на статьях Н.С. Тимашева «Проблема независимости суда», Качоровского «Будущее общины» и др. Библиографический отдел журнала хорошо ведется и представляет значительный интерес.